Город энтузиастов (сборник)
Шрифт:
Но думать об этом было поздно. Юрий Степанович был скомпрометирован и уничтожен своим более сильным в смысле голосовых связок и безапелляционности тона соперником.
Он закусил губы и молчал. Он даже ничего не ответил на обидное для него предложение:
– Справитесь ли вы местными силами? Может быть, вам прислать подкрепление?
Хорошо, что никто из местных членов комиссии не встретил этого предложения благосклонно: оно обижало не только Боброва, но и других, весь город и всех работников этого города.
А провинциальное
Вечером комиссия в полном составе была на вокзале. Только в отличие от встречи – провожал ее не один Лукьянов, но и Муся. Она облюбовала себе важное лицо и все время, вплоть до отхода поезда, говорила с ним неизвестно на какую тему. На лице важного человека во время этого разговора сияла полуприятная, полуравнодушная улыбка.
Боброва на станции не было.
Юрий Степанович спешил поделиться новостями с Галактионом Анемподистовичем. Тот слушал рассказ Боброва довольно-таки равнодушно, словно наперед знал, кто именно и что именно говорил на заседании комиссии и какое решение было принято. Уменьшение сметы на десять процентов его нисколько не обеспокоило:
– Я как раз эти десять процентов прибавил. Имел в виду – опыт есть…
Но когда Бобров дошел до инцидента с планом будущего городка, архитектор проявил несколько больший интерес.
– Так ведь это не их дело.
– Просили показать – я и показал, – оправдывался Бобров. – А уж и подвели же вы меня с этим планом!
– Кто подвел? Почему? Что они понимают? Разве они специалисты.
– Да неужели вы то не знаете, – рассердился Бобров, – я раскрываю этот ваш замечательный чертеж, а улицы, представьте, – кривые.
– Что же из того? Ну, кривые. Я же вам объяснял почему.
– А то, что надо составить новый план. Перемудрили вы с вашими улицами. Не думайте, что я не защищал – пришлось, а надо мной только смеялись.
– Ну об этом мы после поговорим – спокойно ответил архитектор – а еще что?
– А еще постановили передвинуть город поближе к фабрике.
– Там? В кабинете? В здравом уме и твердой памяти? Записали в протокол?
– Разумеется.
Боброву было непонятно, почему архитектор говорит об этом таким тоном, словно издевается и над ним, и над комиссией, и над протоколом.
– Будьте добры составить новый проект, – не глядя на собеседника, официальным тоном добавил Бобров.
Архитектор, вместо того, чтобы обидеться, откинулся на спинку стула, сложил руки на груди, бороду поднял вверх и захохотал, сначала тихо, потом все громче и громче. Бобров ничего не мог понять.
– Что тут смешного? Ну?
Смех архитектора был вполне искренним. Он не мог остановиться, а только притягивал Боброва за рукав поближе к себе, усаживая его на кровать.
– Погодите… ха-ха-ха… Погодите… Так они передвинули… И все тут… Землю хотят обмануть… Ведь на моем плане каждый камушек учтен.
– Я говорил… Надо мной так же смеялись, как вы сейчас…
Архитектор, наконец, успокоился.
– Конечно, мы будем строить так, как прикажут. Ведь главное для нас – строить. Все равно как, – добавил он, с усмешкой глядя на Боброва. Только не видите разве, какая у них чушь получается. Тут овраг – а они улицу проводят, прямо по оврагу. Так ведь вода все дома смоет. Понимают они это или не понимают? Кто-нибудь там у них, ну, хоть на столечко, знаком с делом?
– Какой-то товарищ Ланской больше всех кричал.
– А я вам скажу, что он ни чёрта не понимает, этот ваш товарищ Ланской. А вы, извините, тоже мало понимаете. Так зачем было вам, простите за выражение, не в свое дело соваться.
– Вы бы это им объяснили.
– И объясню… Можете не беспокоиться. А на всякий случай и новый планчик приготовим. Что вы на самом деле – плохой план в сто раз легче сделать, чем хороший. Сделаем…
Он озорно улыбнулся, подмигнул Боброву.
– Денег дадут?
– Дадут.
– Так чего же вы кукситесь-то на самом деле!
Архитектор, действительно сделал попытку отстоять свой первоначальный проект. Он выступил с подробным докладом, развертывал планы всех мировых городов, всех новостроющихся за границей поселков, призывал на помощь авторитеты, приводил цитаты из русских и иностранных авторов.
Но ни доклад, ни планы мировых городов, ни цитаты и выдержки, ни русские, ни иностранные авторы не помогли.
– Неужели вы все-таки думаете, что кривые улицы лучше прямых?
– Курам на смех.
Бородатый Ерофеев, вероятно, по старой дружбе, пробовал что-то сказать в защиту проекта, но и его реплика разбилась о полное равнодушие слушателей. Больше всех возмущался проектом товарищ Ратцель, логический аппарат которого никак не мог вместить преимущества кривых улиц.
– Все это так, – отвечал он на доводы архитектора, но все-таки…
Даже ссылка на бугры и овраги никого не удовлетворила.
– Ну так засыпьте овраг… Что ж это на самом деле – хотим всех удивить, а построим, чёрт знает, что.
– Оползни будут.
– А на что ж вы и спец, чтобы сделать без оползней, – резонно возразил кто-то.
Архитектор нахмурился, опустив широкую бороду на грудь, и призадумался. Потом встал, разгладил бороду и с видом человека, принявшего важное ответственное решение, спросил:
– Так не хотите?
И сунул руку в карман. Это был тот самый жест, при помощи которого чиновники и всякого рода деятели во все времена подавали и теперь подают прошение об отставке. Бобров испуганно смотрел на архитектора – неужели он из-за такого пустяка… можно ведь уступить.