Город и город
Шрифт:
— Разве это не было слегка оскорбительно? — спросил я. — Чтобы за почётными гостями, симпатико, вот так следили?
— Может, для некоторых так и было, — сказал Боуден. — Уль-комские Филби, настоящие путешественники, были, вероятно, огорчены. С другой стороны, они же, скорее всего, смирились бы с чем угодно. Я никогда особо не возражал против слежки. Они были правы, не доверяя мне.
Он отпил из своего бокала.
— Как вы продвигаетесь с «Между…», инспектор?
Стены, выкрашенные в бежевые и коричневые тона, нуждались в ремонте
— Вы были здесь, когда убили Махалию? — спросил Дхатт.
— Алиби у меня нет, если вы это имеете в виду. Моя соседка могла слышать, как я здесь слонялся, спросите у неё, я не знаю.
— Как долго вы здесь живёте? — спросил я.
Дхатт поджал губы, не глядя на меня.
— Господи, годы и годы.
— А почему здесь?
— Не понял.
— Насколько я могу судить, у вас, по крайней мере, столько же бещельского материала, сколько местного. — Я указал на одну из множества старинных бещельских икон или её копию. — Есть ли какая-то особая причина, что вы осели здесь, а не в Бещеле? Или где-нибудь ещё?
Боуден развёл руками, держа их ладонями к потолку.
— Я археолог. Не знаю, как много вам известно об этом материале. Большинство артефактов, на которые стоит посмотреть, включая те, что представляются нам сейчас изготовленными бещельскими мастерами, лежат в уль-комской почве. Именно так оно всегда и было. Эта ситуация всегда усугублялась идиотской готовностью Бещеля продать то немногое наследие, которое там можно выкопать, каждому, кто пожелает его купить. Уль-Кома же всегда была умнее в этом отношении.
— Даже в отношении таких раскопок, как Бол-Йеан?
— Вы имеете в виду, что они под иностранным руководством? Конечно. С формальной точки зрения канадцы ни в коей мере ими не владеют, у них просто есть некоторые права в части разработки и каталогизации. Плюс престиж, который они получают от их описания, и тёплое свечение славы. И денежки на музейные туры, конечно. Канадцы донельзя рады блокаде США, поверьте мне. Хотите увидеть очень яркий зелёный цвет? Скажите американскому археологу, что вы работаете в Уль-Коме. Вам приходилось видеть законы Уль-Комы об экспорте древностей? — Переплетя пальцы, он сомкнул ладони, словно захлопывая ловушку. — . Каждый, кто хочет работать по Уль-Коме или Бещелзо, не говоря уже об эпохе Предтечи, оседает здесь, если только это ему удаётся.
— Махалии была американским археологом… — начал Дхатт.
— Аспиранткой, — поправил Боуден. — После защиты диссертации ей было бы гораздо труднее здесь оставаться.
Я стоял, заглядывая в его кабинет.
— Можно мне?..
— Я… конечно.
Его смущала крошечность пространства. Там было даже ещё теснее из-за засилья античности, чем в гостиной. На столе можно было устраивать археологические раскопки: его покрывали слои бумаг, компьютерных кабелей, из-под них торчала карта улиц Уль-Комы, выпущенная несколько лет назад и сильно потрёпанная. Среди завала бумаг некоторые были начертаны очень странным и очень древним письмом, не иллитанским и не бещельским, существовавшим до Кливажа. Я ничего не мог на них прочитать.
— Что это?
— Ох… — Он закатил глаза. — Это доставили вчера утром. Я всё ещё получаю пустопорожнюю почту. После «Между…». Всякую всячину, которую собирают всякие чудаки и выдают за письменность Оркини. Предполагается, что я это для них расшифрую. Может, бедолаги действительно верят, что это что-то стоящее.
— А вы можете это расшифровать?
— Вы смеётесь? Нет. Это ничего не означает.
Он закрыл дверь.
— Об Иоланде известий нет? — спросил он. — Вот что действительно тревожит.
— Боюсь, что нет, — сказал Дхатт. — Этим делом занимаются в отделе пропавших без вести. Сотрудники там очень хорошие. Мы работаем в тесном контакте с ними.
— Вы непременно должны найти её, господа. Я… Это очень важно.
— У вас нет никаких соображений, кто мог иметь зуб на Иоланду?
— На Иоланду? Боже упаси, нет, она такая милая, ни на кого не могу подумать. Махалия была немного другой. Я имею в виду… Махалия была… то, что с ней случилось, совершенно ужасно. Ужасающе. Она была умной, очень умной, и упрямой, и смелой, и не только это… Я хочу сказать, я могу себе представить, чтобы Махалия кого-нибудь злила. Она это умела. Такой уж она была личностью, говорю это как комплимент. Но всегда было боязно, что в один прекрасный день Махалия обозлит не того человека.
— Кого бы она могла обозлить?
— Я не имею в виду чего-то конкретного, господин старший детектив, я понятия не имею. Мы с Махалией мало соприкасались. Я её почти не знал.
— Кампус маленький, — сказал я. — Само собой, вы все друг друга знаете.
— Это так. Но, честно говоря, я её избегал. Мы долгое время не разговаривали. Общение началось не очень благоприятно. Но вот Иоланду я знаю. И она совсем не такая. Не так умна, может быть, но я не припомню никого, кому бы она не нравилась, и не представляю, с какой стати кому-то захотелось бы что-то с ней сделать. Все в ужасе. В том числе местные жители, которые там работают.
— По Махалии они бы тоже так сокрушались? — спросил я.
— Откровенно говоря, сомневаюсь, чтобы кто-нибудь из них её знал.
— Один охранник, кажется, знал. Специально спрашивал нас о ней. О Махалии. Я подумал, что он, может, был её парнем или вроде того.
— Охранник? Решительно нет. Простите, это звучит как-то безапелляционно. Хочу сказать, что я был бы поражён. Зная то, что я знаю о Махалии, имеется в виду.
— А знаете вы, по вашим словам, немного.