Город иллюзий (сборник)
Шрифт:
Может, и к лучшему, что книга пропала. Чем смогла бы помочь ему здесь, посреди леса, эта книга, с ее тонким и последовательным мистицизмом очень древней цивилизации, этот тихий голос, доносившийся из времен давно забытых войн и бедствий? Человечество пережило катастрофу, а Фальк опередил человечество. Он зашел слишком далеко и был очень одинок.
Теперь он жил всецело за счет охоты, вследствие чего преодолевал за день меньшее расстояние. Даже если дичи было много и она не пугалась выстрелов, охота была из тех занятий, что не терпели суеты. Потом еще требовалось освежевать добычу, приготовить ее, обсосать косточки, сидя у огня, и, набив желудок до отказа, подремать на морозце. Кроме того, нужно было соорудить из веток шалаш для
Становилось все холоднее и холоднее. Поджарые дикие кошки, красивые маленькие твари с пятнистым или полосатым мехом и зелеными глазами, частенько выжидали неподалеку от костра в надежде полакомиться остатками человеческой трапезы и набрасывались с осторожной и хищной свирепостью на кости, которые швырял им со скуки Фальк. Грызуны, их обычная добыча, из-за морозов впали в зимнюю спячку и стали попадаться крайне редко. После Дома Страха перестали встречаться звери, способные разговаривать мысленно или вслух. Животные в этих прелестных заснеженных равнинных лесах, которые нынче пересекал Фальк, вероятно, никогда не видели человека и не знали его запаха, на них никто никогда не охотился.
По мере того как Фальк удалялся от притаившегося в мирной долине Дома Страха, он все отчетливее осознавал его чуждость. Подвалы там кишмя кишели мышами, которые попискивали по-человечьи, а обитатели Дома обладали великим знанием — сывороткой правды, и вместе с тем были по-варварски невежественны. Там побывал Враг.
Но Враг вряд ли когда-либо заглядывал сюда, в этот лес. Здесь вообще никто не бывал. И едва ли кто-нибудь когда-нибудь побывает. Среди серых ветвей кричали сойки, прихваченный морозцем бурый ковер сотен осенних листопадов хрустел под ногами. Величественный олень уставился на путника, замерев на противоположном краю маленькой лужайки, как бы прося его предъявить разрешение на пребывание здесь.
— Я не буду стрелять в тебя. Сегодня утром я разжился двумя курицами! — крикнул Фальк.
Олень молча посмотрел на него с величественным самообладанием и пошел прочь. Здесь никто не боялся человека, никто не заговаривал с ним. Фальку пришла в голову мысль, что в конце концов он может забыть человеческую речь и вновь стать таким, каким уже был когда-то — немым, диким, утратившим все человеческое. Он слишком далеко ушел от людей и забрел туда, где правили бессловесные твари.
На краю луга Фальк споткнулся о камень и, стоя на четвереньках, прочел вырезанные на полупогребенной глыбе выветрившиеся буквы: «С К… О». Сюда когда-то пришли люди, они жили здесь. Под его ногами, под обледенелой упругой подушкой из полусгнивших стволов и листьев, под корнями деревьев лежал город. Только Фальк пришел в этот город на одно-два тысячелетия позднее, чем следовало.
Глава 3
Дни, счет которым Фальк давно потерял, стали потихоньку удлиняться, и он понял, что Конец Года, день зимнего солнцестояния, скорее всего уже миновал. Хотя зима, вследствие глобального потепления климата, была не столь суровой, как в те годы, когда город стоял на поверхности, она тем не менее оставалась промозглой и унылой. Часто шел снег; Фальк сообразил: если бы у него не было одежды из особой зимней ткани и спального мешка, захваченных из Дома Зоува, холод причинял бы ему куда большие неудобства. Северный ветер дул настолько свирепо, что Фалька все время сбивало немного к югу, и, чтобы не идти против ветра, он при первой же возможности брал курс на юго-запад.
Одним пасмурным днем он шагал по берегу текущего на юг ручья — с трудом продирался сквозь густой подлесок, покрывавший каменистую, раскисшую под дождем и снегом почву. Внезапно кустарник сошел на нет, и Фальк резко остановился. Перед ним простиралась широкая река, испещренная оспинами дождя, поверхность которой тускло блестела. Низкий противоположный берег был наполовину скрыт густым туманом.
Фалька ужаснула ширина этой реки. Он был потрясен мощью безмолвного черного потока, величественно несущего свои воды под затянутым облаками небом на запад. Сперва он решил, что это, должно быть, Внутренняя река, один из немногих верных ориентиров, известных по слухам жителям Восточного Леса. Однако утверждалось, что Внутренняя река течет на юг, являясь западной границей царства деревьев. По всей видимости, Фальк вышел на один из ее притоков. Теперь не будет нужды карабкаться по высоким холмам, к тому же не возникнет проблем ни с питьевой водой, ни с дичью. Более того, приятно чувствовать под ногами песчаный берег, а над головой — чистое небо вместо угнетающего полумрака голых ветвей.
Однажды утром ему удалось подстрелить у реки дикую курицу. Их кудахчущие, низко летающие стаи встречались здесь повсеместно, регулярно снабжая путника мясом. Фальк лишь перебил птице крыло, и, когда он подбирал ее, она была еще жива. Курица забила крыльями и закричала пронзительным птичьим голосом:
— Брать жизнь… брать жизнь…
Он скрутил ей шею.
Слова звенели в голове Фалька, не желая стихать. Последний раз животное заговорило с ним, когда он приближался к Дому Страха. Выходит, где-то среди этих унылых холмов жили люди: некая группа добровольных изгоев, вроде той, к которой принадлежал Аргерд, или жестокие Странники, которые непременно убьют Фалька, как только увидят его необычные глаза, или батраки, которые доставят его к своим повелителям в качестве раба… Хотя, в конце концов, Фальку, возможно, и предстояло предстать перед этими самыми Повелителями, он все же предпочел бы добраться до них самостоятельно и в свое время. «Никому не верь, избегай людей!» Фальк хорошо выучил данный урок. В тот день он продвигался вперед с большой осторожностью и настолько тихо, что зачастую водоплавающие птицы, снующие по берегам реки, испуганно взлетали практически у него из-под ног.
Однако не было видно ни троп, ни каких-либо других признаков того, что у реки живут люди. Только на закате одного из коротких зимних дней взмыла в воздух стая бронзово-зеленых диких уток и полетела над водой, перекликаясь бессвязными и искаженными словами человеческой речи.
Вскоре после этого Фальк остановился. Ему показалось, что он чувствует запах горящей древесины.
Ветер дул с северо-запада, навстречу ему, и Фальк двинулся вперед с удвоенной осторожностью. Когда начали сгущаться сумерки, погружая во тьму лес и речные просторы, далеко впереди на заросшем кустарником и ивняком берегу мигнул и исчез огонек, затем вспыхнул снова.
Остановил Фалька и заставил уставиться на далекий огонек не страх и даже не осторожность, а то, что это был первый огонь, встретившийся в чаще с тех пор, как он покинул Поляну, если не считать его собственного одинокого костерка. Вид огонька, сиявшего вдали, как-то странно тронул его душу.
Осторожный, как всякое лесное животное, Фальк подождал, пока ночь полностью не вступила в свои права, а затем медленно и бесшумно двинулся по берегу реки, стараясь ни на шаг не отходить от ив, пока не подошел настолько близко, что различил острый, запорошенный снегом конек крыши и желтый квадрат окна под ним.
Высоко над темным лесом и рекой сияло созвездие Ориона. Зимняя ночь была тихой и очень холодной. Время от времени с ветвей деревьев сыпался сухой снег, распадаясь на отдельные снежинки, которые слетали к черной воде, вспыхивая, словно искорки, когда они пересекали луч света, падавший из окна.
Фальк стоял, не сводя глаз с огня очага в хижине. Затем подошел поближе и надолго замер в неподвижности.
Внезапно дверь хижины со скрипом отворилась, взметнув в воздух снежную пыль, и на темной земле раскрылся золотой веер.