Город костей
Шрифт:
– Ты называешь меня лжецом?
– Такая мысль мелькнула у меня, - сказал Сагай спокойно. Эта мягкость и спокойствие означали, что он не собирается ввязываться в драку, но и на попятный не пойдет.
– А какие-такие дела удерживают тебя от бегства ради спасения жизни вместе со всеми нами?
Уже с непритворным раздражением Хет резко ответил:
– Ты что, обязан знать все, что я делаю? Может, ты считаешь меня своим домашним животным - игрушкой для детей?
Но и это не увело Сагая в сторону.
– Нет, я не хочу знать все, что ты делаешь. Но я хочу знать, действительно ли ты собираешься присоединиться к нам в Кеннильяре; и запомни, я буду спрашивать об этом так долго,
Хет отвел глаза. Она был сам себе противен. А Сагай уж точно не отстанет. Именно так тренируют ученых в Кеннильяре: заставляют стоять на солнцепеке, споря о чем-то, пока один из спорящих не потеряет сознания. Это здорово похоже на дебаты в Анклаве крисов, если не считать, что дебаты ведутся в тени, так что спор может продолжаться очень долго. На такое дело сейчас у Хета сил не было. Он тяжело вздохнул и сказал:
– Если будет такая возможность, я приеду.
Сагай некоторое время пристально всматривался в его лицо, а потом отвернулся.
– Что ж, будем считать это достаточно твердым обещанием.
Попрощались они только с Рисом, которого уже почти можно было узнать отеки и синяки на лице заметно уменьшились, да еще с его отцом и теткой, которые были бесконечно благодарны за щедрый подарок, хотя и опечалены отъездом соседей. Хет и сам был удивлен, когда ощутил боль расставания. Он не представлял, как прочно врос в этот двор, сколько нитей дружбы возникло в процессе образования оборонительных союзов, в которые постепенно втянулись и он, и другие обитатели двора.
Они не прошли и нескольких шагов по улице, как их догнал старый смотритель фонтана. Его разбудил шум, и он прибежал, чтобы отдать Хету жетоны, которые тот внес как плату за воду вперед. Подумав, Хет попросил смотрителя отдать сдачу старухе, которая жила в подвале соседнего дома, пряла пряжу, зарабатывая тем на жизнь, и всегда задалживала за воду.
Хет подождал, пока они все благополучно не оказались в доках, пока Сагай не уладил какие-то проблемы с начальником каравана, а затем исчез в сутолоке толпы отъезжающих. Он пробрался к своему лучшему наблюдательному пункту на верхнем этаже доков, где можно было сидеть на мраморном цоколе колоссального памятника Первому Электору. Хет пониже натянул капюшон, чтобы его было труднее узнать снизу, и просидел так около часа.
Теперь он стал тем, за кем охотятся торговые инспектора, тем, в чьем молчании был заинтересован больше всего сам Риатен. Мастер-Хранитель видел Сагая лишь один раз - в доме Арад-еделка, и, если Сагай покинет город, Риатен просто вычеркнет его из списка тех, кто должен умолкнуть, Хет единственный, кого он будет искать, и если торговые инспектора могут сбиться со следа, то Хранители - никогда. Доки заполнялись бригадами парофургонов, пассажирами, торговцами вразнос, все орали, все куда-то торопились, выгружали товары из складов к рельсам фургонов или тащили их на улицы, а оттуда грузы отправлялись дальше - по всем ярусам, а в это время полусумасшедшие нищие забрасывали прохожих мольбами о помощи и ругательствами. Наконец над городом взошло солнце, и длинные тени побежали по осыпающимся уровням многоэтажных складов к каменным пирсам и к караванам парофургонов, которые уже выезжали на плоские колеи торговых дорог. Пришло облегчение. Теперь Хет мог беспокоиться только о собственной судьбе.
Солнце сверкало на мраморе и полированном металле колоссальной статуи, согревая грязную опалубку крутых и узких лестниц и мостков, и Хет вдруг почувствовал, что его вчерашняя лихорадка снова возвращается. "Значит, все верно - ты болен", - сказал он себе. На нижних ярусах всегда водилась какая-нибудь зараза, хотя он-то раньше никогда не болел. А раз так, все быстро пройдет и само.
По
Их подхватила толпа снующих взад и вперед людей, и Хет оттащил мальчишку в относительно укромное местечко, где он принялся трясти Риса за шиворот, приговаривая:
– Я же приказал тебе не ходить на Восьмой ярус в одиночку! Стоило мне исчезнуть на несколько часов, как ты уже тут как тут!
– Ты ж не уехал, - возразил ему Рис, нисколько не пристыженный.
– Не в этом дело!
– Но это важно. Тебя пришел искать ученый из Академии. Мы ему ничего не разболтали, но он говорил, что его зовут Арад-и-как-то-там-еще, и еще дал мне целый однодневный жетон. Видишь, вот он...
– Рис чувствовал необходимость чем-то подкрепить свой рассказ и копался в складках одежды, пока не предъявил жетон.
– Он велел разыскать тебя и сказать, что ему обязательно надо повидаться с Сагаем и с тобой, что это жутко важно, и чтобы ты пришел в Академию, как только сможешь.
Хет все еще не мог отвести взгляда от доков, хотя мысли уже были заняты другим. Может, кто-то нашел копию того текста? Вряд ли произошло что-то особенно плохое, в этом случае у Арада не было бы времени на поиски Хета. А может, это ловушка?
– Как он выглядел?
– Вот такого роста.
– Рис вытянул руку, показывая рост среднего уроженца нижних ярусов.
– Темные волосы, черные глаза... м-м-м...
– Не важно.
– Такое описание подходило как Араду, так и большинству жителей Чаризата.
– Не говори никому, что видел меня, ладно? И дуй домой.
Хет исчез в толпе и не откликнулся, когда Рис крикнул ему:
– Значит, ты никуда не уедешь?
Улицы, прорезающие ярусы, еще никогда не казались Хету такими длинными, а пандусы, ведущие к воротам, такими крутыми. Хету удалось преодолеть Седьмой ярус и оказаться в сравнительной безопасности Шестого и при этом умудриться не выглядеть так, как выглядит человек, вполне созревший для того, чтобы быть убитым. Он подумал: не остановиться ли ему отдохнуть где-нибудь на этой знакомой ему территории, но не захотел рисковать возможностью попасться на глаза одному из многих знакомцев. Даже встреча с Рисом в доках создавала большую опасность. В свое время он пробовал жить в одиночку в окрестностях Анклава - после того как отказался от покровительства своего дяди. Это научило его, что следы надо заметать добросовестно и чисто.
Лихорадка достигла той опасной точки, где Хет перестал потеть, а мышцы разболелись так, будто его избил первоклассный специалист. Боль была такая, что в сравнении с ней боль от ран на спине казалась пустяковым жжением. Теперь Хет начинал понимать, откуда эта беда на него свалилась.
Спрятать крылатое изображение в своей сумке было не такой уж удачной мыслью. Правда, если бы он этого не сделал, то и по сей день сидел бы в тюрьме торговых инспекторов, но нынешние мучения были вполне сравнимы с тюремными. Крисы уже не раз умирали по сходным причинам; особенно часто это случалось, если что-то шло не так с эмбрионом, имплантированным в сумку, и он погибал. Смерть эмбриона отравляла людей раньше, чем они успевали сообразить, что происходит. Хет был столь же подвержен такой опасности, как и горожанки с их куда более сложным способом размножения.