Город-крепость
Шрифт:
Один из мужчин окидывает нас быстрым взглядом. На нем шелковый пиджак, на котором вышит алый дракон, змеящийся по рукаву. На лице мужчины виден сморщенный фиолетовый шрам, сбегающий по челюсти вниз. В районе живота есть некоторое уплотнение — результат того, что несколько лет он только отдает приказы.
Это Лонгвей — главарь Братства, бог ножей и шприцев, король маленького ада.
— Этот тот мальчишка, который выполнит работу? — Голос у наркобарона, словно у собаки. Гортанный. Лающий. — Выглядит не очень.
Бросаю еще один взгляд на парня. Он глядит по сторонам
Из желудка поднимается новый спазм, но я не обращаю на него внимания. У меня нет такой роскоши, как сомнения и догадки. Или так, или на плаху.
— Он лучший, — говорю я наркобарону. — Даю слово.
— В этом нет необходимости. — Оскал Лонгвея похож на пасть дракона: хищный и резкий, увенчанный фальшивым золотым зубом. — Взамен я просто заберу твою жизнь.
Внутренности вспыхивают огнем. Но потом я вспоминаю про ботинки в коридоре. Оглядываюсь назад и смотрю в угольные глаза парня.
Со мной все будет в порядке.
Лонгвей кивает в дальний угол. Мужчина, одетый в хороший черный костюм, появляется из-за его плеча. Он держит пакетик с белым порошком, который упакован в форме кирпича.
Лонгвей забирает брикет и взвешивает его в руке.
— Ты знаешь, где находится ночной рынок, парень?
— В Дальнем городе? — Джину удается скрыть дрожание в голосе, но оно остается в его плечах.
— Да. Сенг Нгои. — Он хмурится, слыша детский сленг. — Отнеси пакет в последний ларек на западном углу. Там старик занимается резьбой по нефриту. Отдай это ему, забери то, что он даст тебе, и возвращайся сюда. Мой человек присмотрит, чтобы обмен прошел как надо. Твой товарищ останется здесь, пока ты не вернешься. А если ты не вернешься, то у него будет приятная и весьма продолжительная встреча с моим ножом.
Парень бледнеет. Мои пальцы снова начинают дрожать. Они бешено выстукивают стаккато, пока я наблюдаю за тем, как Джин прячет брикет под тунику и идет к двери.
— Присаживайся. — Золотой зуб Лонгвея снова вспыхивает, когда мужчина жестом показывает в сторону пустой тахты.
Я глубоко втягиваю в себя воздух и опускаюсь на проседающие подо мной подушки.
Пора приниматься за работу.
Джин Линь
Выбегать в Дальний город всегда опасно. В Крепость полиция не заходит, но они всегда ждут снаружи. Немало бродяг закончили свои дни за решеткой, после того как их поймали с наркотой.
Но сейчас полиции нет, и я бегу по широким и чистым улицам. Только вспыхивающие неоновые вывески, отблеск автомобилей и открытое темное небо. Идет дождь. Когда я добираюсь до ночного рынка, я вся промокла: одежда, волосы. Единственное, что осталось сухим — это пакет. Он лежит в плотном креплении между моей грудью и рубашкой.
Чем скорее я с этим покончу, тем скорее смогу вернуться в бордель. И продолжу разглядывать все эти разрисованные лица ради того, чтобы найти одно-единственное.
Мужчина, вырезающий нефритовые
— Сюда клади, — шепчет мастер и подталкивает корзину, стоящую у его ног. Она стоит под столом с товаром, и на нее вполне можно не обратить внимание.
Оглядываюсь. Здесь, в самом дальнем углу рынка, покупателей немного. У киоска рядом с нами, разглядывая ювелирные украшения, стоит пожилая пара, а продавец что-то считает на калькуляторе. Рядом парень обнимает девушку. Они смеются. Одновременно. Для меня это странно. Странно, что они счастливы, напоминают мне о том, чего нет у меня.
Моя рука проскальзывает под куртку и вытягивает оттуда брикет. Подхожу ближе к столу. Достаточно близко, чтобы схватить сверток, если придется.
— Где мой пакет? — спрашиваю я.
Впервые за все время торговец поднимает на меня взгляд. Осознаю, насколько жалко я выгляжу: тонкая, словно бамбук, мокрая, вся в грязи. Я не принадлежу этому миру. Со всей его радостью, смеющимися людьми... эти убогие, по завышенной цене, статуэтки.
— Дружище... скажи... что возникла небольшая заминка. Я заплачу через пару дней. Скажи, что я пришлю своего парнишку.
Я не двигаюсь. Все идет не так, как нужно. Я должна забрать пакет... деньги... и принести его обратно. Если я этого не сделаю, то провалю свою задание. А значит Дей умрет.
Острее, чем рыбацкий крючок, меня захватывает последняя мысль. С чего это я вообще переживаю за Дея? Он не является той причиной, по которой я бегаю и за которую сражаюсь. Если он напорется на нож, значит сам виноват. Он прекрасно знал, на что идет, когда переступал порог борделя Лонгвея.
Убеждаю себя, но это ощущение все равно не проходит. Оно давит мне на грудь ответственностью за жизнь Дея.
— Ты, похоже, смышленый парнишка. — Продавец улыбается, обнажая ряд кривых желтых зубов. — Я уверен, твой друг все поймет. Мы с ним давно знакомы. Ему будет достаточно моего слова.
Он прав. Я умна. Достаточно умна, чтобы действовать по правилам. Умна, чтобы выжить.
Никому не доверяй. В голове всплывает второе правило. Оно ревет и вспыхивает, словно полицейская сирена. Может, мужчина и говорит правду, но я не вернусь в бордель Лонгвея с пустыми руками.
— Значит мой друг поймет? — спрашиваю я. Этому трюку я давно научилась на улицах: если ты ведешь себя по-идиотски, люди не обращают на тебя должного внимания. Они ничего от тебя не ждут.
— О да, — улыбка мужчины становится шире. — Он знает, где меня найти. Разве нет?
— Думаю, да...
Когда, наконец, наступает подходящий момент, я делаю выпад, бросаюсь под стол в слепой ярости. Корзина опрокидывается, и пакет вываливается на пол. Тянусь за ним, но чувствую, как на моей руке смыкаются пальцы торговца. Он ругается, пытаясь вытащить меня из-под стола. У мужчины сильная хватка. Его пальцы впиваются в руку так сильно, что у меня из глаз катятся слезы.
Под курткой у меня нож, до которого легко дотянуться. Хватаю его и всаживаю лезвие прямо в держащую меня руку.