Город-крепость
Шрифт:
Он по-прежнему смотрит на ракушку. Уголки его губ натянуты. Я просто хочу, чтобы он улыбнулся. Чтобы годы, напряжение и бессонные ночи собрались в кучу и пропали напрочь.
— Я рада, что ты здесь, — говорю я. — Рада, что это ты.
Его губы изгибаются еще больше. Это не улыбка, но и не гримаса.
— Мне нужно идти. Вернусь через четыре дня.
Он отворачивается. Возвращаю занавеску на место и смотрю на цветочную вазу, которая, словно одинокий солдатик, стоит на страже у двери. Цветы сморщились, пытаясь отбиваться от смерти, что поселилась у них на краях.
Стоит добавить им воды.
Дей
Ухожу
Я никогда не находил ничего совершенного, похожего на эту ракушку.
Мне становится интересно, где Цанг ее раздобыл. Он не удивил меня, как это бывает во время прогулки, когда ты идешь по берегу, закатав штаны. Кроме того, я не уверен, что наутилусы вообще обитают в этих краях (мой брат знал бы наверняка; он почерпнул бы это из любимой энциклопедии, во время своего: "я очень люблю дельфинов и хочу стать морским биологом"). Цанг, вероятно, купил ее в какой-нибудь сувенирной лавке в Сенг Нгои или в ночном ларьке.
Скорее всего она была сделана на каком-нибудь синтетическом заводе. Вероятно, ракушка даже не настоящая. Такая же гламурная, фальшивая, пустая, как и мои обещания.
Внутренности скручиваются, и на мгновение мне хочется снова постучать в окно. Я хочу посмотреть сквозь решетку и сказать девушке, что все это ошибка. Я не могу обещать ей свободу. Я даже себя не могу освободить.
Но не стучу. Может быть, потому, что мне кажется: у меня получится. Что, несмотря ни на что, несмотря на всех людей Лонгвея и их пушки, я смогу ее оттуда вытащить. Заполнить пустоту ее глаз. И своих тоже.
"Красиво. Грустно. Мне захотелось быть где-то еще. Кем-то еще".
Говорил ли я на самом деле о том, как наблюдал за рассветом, или говорил о ней? Я не уверен.
Но о чем бы ни шла речь, это была правда.
Вот так оно и есть: я плохой человек. Эгоистичный ублюдок, которому что-то нужно, и он это берет, оставляя ее позади всего лишь с безделушками. Прямо как Осаму.
"Я рада, что ты здесь. Рада, что это ты".
Слова солью сыпятся на рану. Жалят, словно непристойная брань. Если у девушки есть хоть толика здравого смысла, она забудет про имена. Забудет обо мне. Маленькая часть меня (частичка Дея, которой очень хотелось встретиться с девушкой в другой жизни, частичка Дея, которой не видно в отражении) желает, чтобы она забыла.
Засовываю руки в карманы, где они сжимаются в кулаки.
Ухожу.
13 дней
Джин Линь
Последующие несколько забегов проходят довольно гладко. В Дальнем городе не так много мест, где можно спрятаться в тени, и я понимаю — нужно пользоваться той же тактикой, что и здесь. Никакого шума. Ходи, втянув голову в плечи. Держись рядом со стенами зданий. Делай все именно так, и никто тебя не заметит. Даже полиция, которая
Инь Юй я больше не видела. Но есть и другие девушки с плотным макияжем и вымученными улыбками. Всякий раз, когда одна из них заходит в зал, мое сердце вздрагивает. Каждый раз мне кажется, что это Мей Юи. Но я смотрю и понимаю, что это другая безымянная девушка. Другая, а не она.
Каждый раз я смотрю. Каждый раз я надеюсь. И не остановлюсь, пока не найду сестру.
Не доходя до своей аллеи, встречаю Кма. В животе все еще разливается тепло от тыквенной каши, которую принес Дей. Мне кажется странным, что он так свободно обращается с деньгами, но для него, похоже, это нормально. На крышу мы больше не возвращались. После каждого забега, он ведет меня куда-нибудь в другое место. Сегодня мы сидели напротив витрины магазина миссис Пак. Наблюдали за тем, как она сбивает рисовую лапшу в длинные тонкие пряди и учит этому же свою дочь. Мы ели в тишине и в темноте, расположившись так, что было видно кусочек телевизора, где показывали мультик: кот и мышь гонялись друг за другом. Кот был просто ужасным охотником. Не то что Кма. Он позволил мышонку пробежать у себя между ног и по спине. Детишки хохотали, показывая пальцами на экран и жуя рисовые лепешки. Я тоже не могла удержаться от смеха. Представляю, насколько голодным был кот и как бы быстро он пропал в реальной жизни.
Что-то в том, как двигается мой собственный кот, заставляет меня замедлить шаг. Он прыгает передо мной, сердито порыкивая. Его глаза светятся в темноте. Энергичные и широко распахнутые. Вся шерсть на загривке стоит дыбом.
Осматриваюсь, но ничего не вижу. Лишь скомканный полиэтиленовый пакет катится по улице. Пролетает мимо расписанных аэрозолем стен. Эти надписи никто не сушил, пока писал, и они все в подтеках. Смотрится так, словно стены плачут.
Подхожу ближе ко входу в свой переулок. Кма так сильно путается у меня под ногами, что я чуть не падаю. Снова рычит. Это не мое мяуканье, а нечто более настойчивое. Больше зубов и шипения.
Что-то не так. Он никогда себя так не ведет.
Мои пальцы крепче сжимаются вокруг рукояти ножа.
"Не бойся, — говорю я себе. — Ничего страшного. Скорее всего, просто крыса-переросток".
Как только я заворачиваю за угол, понимаю, что была неправа.
Мой лагерь лежит в руинах. Брезент весь порван. Его потрепанные кусочки валяются по всему переулку. Разрезы по краям рваные, но чистые. Их оставил нож.
Мое одеяло. Половинка растаявшего шоколадного батончика, которым угостил меня Дей. Книга, по которой я изо всех сил пыталась учиться. Дырявые тапочки, которыми я зацепилась за крыльцо. Мой спичечный коробок. Ничего этого нет.
Ветер задувает в угол, где я стою, кусочки брезента. От ярости и холода меня трясет. Глубокий вздох напоминает мне о конверте, что покоится на груди. Ничего из того, что я потеряла, не было важным. Деньги и нож при мне. И Кма со мной.
— Отличные у тебя ботинки.
Резко оборачиваюсь. Костяшки пальцев побелели на рукояти.
У входа в переулок стоит Куен. Его мускулистое тело закрывает весь свет от уличного фонаря. Он стоит сам по себе, но я знаю, что он не один. Куен никогда не бывает один.