Город-крепость
Шрифт:
Но это другое. Это здесь и сейчас. И в этот раз парень еще жив.
Руки становятся малиновыми и липкими. Опускаю взгляд на Джина. Слишком много крови. Очень много. Как в моих снах. Если даже она не вся его. Он еще может быть жив, но это ненадолго. Если я ничего не сделаю.
В Хак-Нам нет врачей, которые возьмутся за что-то столь серьезное. Аптекарь, продающий сушеные грибы и порошкообразные акульи плавники, вряд ли сможет зашить ножевую рану. А все содержимое моей аптечки просто утонуло бы во всей этой крови. Все, что нужно Джину, находится
"Избавься от парня. Он тебе больше не нужен".
Цанг прав. Не похоже, что после такого Джин сможет работать, за эти оставшиеся десять дней он не оправится. Сейчас он для меня совершенно бесполезен. Я должен просто встать и уйти. Оставить этого сломанного, раненого парнишку позади. Выкинуть из зоны видимости, выкинуть из головы.
Но они никогда не уйдут оттуда, не так ли? Мой брат, Ли и девушка с волосами, что волоклись по полу... их лица являются мне во снах, как и их последние слова, шепот. Словно в этот момент только они имеют значение.
Мой брат: "Ты хороший человек".
Ли: "Пожалуйста, не бросай меня!"
И девчонка, чей побег не удался. Лишь тишина.
Опускаю взгляд на Джина и замечаю, как заострилось его бледное лицо. Как мрамор. Молчаливая девчонка, которую тащили. Подобна смерти.
Я не могу спасти их всех. Но Джин... Джин особенный. И мне кажется, я не смогу вынести присутствие еще одного призрака.
Когда я подсовываю руки под тело Джина, мне кажется, что мое мне не принадлежит. Пальцы обжигает горячая кровь. Внутренности скручивает от солоноватого запаха железа.
Мои мысли вращаются с бешеной скоростью, стараясь не уплыть никуда, пока я прижимаю к груди парнишку, пытаясь не потревожить нож, все еще торчащий у него из бока. Джин легче, чем я думал. Почти невесомый. Неудивительно, что он такой быстрый.
Старые Южные ворота забиты людьми, которые в эти утренние часы заняты своими делами. Они снуют туда-обратно в Хак-Нам, волосы мокрые, на плечах лежат гранулы града. Буря утихла, когда я ушел с крыши. Крупинки, по размеру не больше брызг что остается от теста, покрывают улицы и переулки, будто глазурь — торт. Их слой такой густой, что они становятся похожи на сугробы.
Придерживаюсь края улицы. Большинство людей даже не удостаивают нас своим вниманием. Те, кто смотрят, хмурятся, но идут дальше. Окровавленные бродяги... статус-кво Хак-Нам.
Пушки стоят на месте, дразня меня ржавчиной и незримыми барьерами. Видение наручников и пожизненного заключения. Мне нельзя останавливаться. И я не останавливаюсь. Делаю глубокий вдох, чтобы набраться мужества, и продолжаю идти мимо древнего арсенала. Прохожу под деревянной двускатной крышей и наступаю на свежее белое покрытие.
Мне казалось, это будет несколько иначе, ведь я впервые вернулся в свой родной город. Свое возвращение из изгнания я представлял иначе: оно должно было быть оглушительным. А не таким тихим и незаметным.
Теперь,
Отнести Джина в больницу я не могу. Будут задавать слишком много вопросов, слишком громоздкая бюрократия и бумагомарательство. Парень истечет кровью до смерти, прежде чем они что-то сделают. К тому же, существует вероятность появления копов (искушать судьбу — это одно, а идти им прямо в лапы — несколько другое).
Есть только одно место, куда я могу пойти. Туда, где оба мы будем в безопасности. По крайней мере, в некоторой безопасности.
Водителем такси, которое я останавливаю взмахом руки, оказывается седой старик в широких уродливых очках. Он смотрит на меня, словно сова, а его глаза округляются, когда он видит, что я держу.
Мне удается вытащить пачку денег. Увесистую пачку. Это мое месячное жалованье... значит никакой еды и квартиры. Здесь намного больше, чем он может заработать за целую неделю.
— Никаких вопросов. — Я машу перед ним банкнотами. — Вы знаете, где находится Тай Пинг Хилл?
Глупый вопрос, поскольку все жители Сенг Нгои знают, где находится самый богатый район города. Но я склонен задавать глупые вопросы в тот момент, когда держу на руках умирающего человека.
На краткий миг водитель выглядит так, словно вот-вот упрет в пол педаль газа и унесется прочь со всей возможности мотора своего автомобиля. Но его глаза вцепились в пачку наличных. Стопка казенной бумаги достаточно объемна, чтобы убедить его этого не делать.
— Адрес какой? — машет он мне, приглашая внутрь и пытаясь не замечать, как много крови выливается на его кожаные кресла.
— Пятьдесят пять. — Перебрасываю деньги на переднее сидение и опускаю взгляд на Джина. Его кожа такая же мертвенно-бледная, что и град. Хоть и с трудом, но чувствую, как вздымается его грудь. Вверх. Вниз.
Таксист что-то бормочет себе под нос, но я не могу разобрать слов из-за включенного радио. Из колонок льется шелковый женский голос, сообщающий, что за последнее десятилетие это самая холодная зима в Сенг Нгои. Пока колеса такси несут меня в Тай Пинг Хилл, слушаю ее рассказ, за которым следует песенка популярной певицы.
Когда я думаю об этом месте, мне представляется лето. Яркими пятнами врывается гибискус: красные, желтые и белые линии, выстроившиеся вдоль дороги, ведущей на холм. На обочине такие густые заросли вечнозеленых растений и бамбука, что можно представить, будто ты находишься в лесу, а не на холме в самом центре мегаполиса. Думаю о цикадах, о том, как они цеплялись за коричневые сосновые ветки и трещали ночи напролет.
Я так увлечен своими видениями, что вздрагиваю, когда машина останавливается. Сквозь запотевшее окно вижу ворота. Они выглядят точно такими же, как я помню. Железные шипы в окружении каменных колонн. В количестве пятидесяти пяти штук.