Город на берегу неба
Шрифт:
— Т-ш-ш! Скажут ещё, что мы устроили тут дикую оргию… Хочешь, чтобы Бен вернулся? Соскучилась по нему?
Оля снова плотно завернулась в одеяло и показала ему язык — дескать, попробуй-ка, подступись теперь со своей щекоткой! Рус, посмеиваясь, подхватил её вместе с одеялом и устроил у себя на коленях, как спелёнутого младенца.
— Вот так и сиди, — приказал он. — Ни на шаг тебя больше не отпущу.
— Попросил бы у Бена пару наручников для своих забав, грязный извращенец, — подколола его Оля.
Рус осторожно отвёл в сторону упавший ей на лицо золотисто-рыжеватый локон, всё ещё влажный
“Поцеловать?” — пронеслось у него в голове. Момент казался вполне подходящим, но предугадать дальнейшую Олину реакцию на его поцелуй было абсолютно невозможно. Впрочем, и момент вскоре был упущен — тихонько вздохнув, Оля положила голову Русу на плечо и замерла. Он несмело обнял её прямо поверх одеяла, не зная, что сказать.
— А раскладушку… раскладушку нам так и не принесли, — осенило его вдруг. — Я схожу на ресепшн, напомню?
— Не надо, — Оля покачала головой, — не уходи больше никуда. Пожалуйста.
— Но как же мы будем… спать?
— Да запросто. В шкафу есть пара запасных одеял. Ты — на своей половине кровати, я — на своей… обещаю, что не буду приставать.
— Можешь и пристать, я не обижусь.
— Нет, — Оля внезапно посерьёзнела. — У нас договор. Я помню.
“Чёрт бы его побрал, этот договор!” — мысленно добавил Рус.
21
Оля
Сан-Франциско, прошлое
Она не знала, как назвать то, что происходило между нею и Брэндоном. Роман? Флирт? Дружба? Но что-то ведь определённо происходило, она не накручивала себя и не придумывала…
Тогда, на Фишерманс Уорф, их уединение нарушили Джуди и Бет, освободившиеся после школьного собрания и присоединившиеся к Брэндону и Оле за ланчем. Сестра позвонила ему и выяснила, в каком ресторане они находятся.
Оля умело спрятала своё разочарование. Затем — когда девчонки подъехали — она так же мастерски скрыла внезапно вспыхнувшую по отношению к Бет ревность: ей вдруг показалось, что та отчаянно кокетничает с Брэндоном и строит ему глазки. А он отвечал ей вполне приветливо и дружелюбно, рассказывая об учёбе в университете, шутил и улыбался, и Оля готова была умереть. Ей эгоистично хотелось, чтобы все его улыбки и взгляды доставались только ей одной…
В тот же вечер Брэндон уехал — вернулся на съёмную квартиру недалеко от университета, пора было приниматься за учёбу. Оля тоже продолжила своё обучение в старшей школе вместе с Джуди, но у неё теперь появилась своя маленькая тайна: каждый день Брэндон присылал ей сообщения. Ничего криминального, что намекало бы на его романтический настрой, в этих коротких посланиях не было (“Доброе утро!”, “Спокойной ночи”, “Как дела в школе?”), однако он писал их регулярно. Даже Джуди заметила, что Оля стала постоянно висеть в телефоне — значительно дольше и чаще, чем обычно.
В первый же уик-энд Брэндон снова приехал к родителям, чем вызвал шок у родных. Особенно недоумевала Джуди.
— Да мы тебя раньше месяцами не видели!!! — возопила она, завидев старшего братца на пороге отчего дома. — Что стряслось? А, стой-ка, я поняла — ты, наверное, в Ольгу влюбился, да? Ради неё и приехал, признавайся?!
Оля похолодела, прежде чем сообразила, что Джуди всего лишь прикалывается
— А разве в неё можно не влюбиться? — весело отшутился Брэндон, подмигнув Оле. У неё же попросту отнялся язык. Она не могла даже в шутку рассуждать на такие темы, слишком для неё всё было… серьёзно, слишком по-настоящему. В первый раз.
Его приезды по выходным стали регулярным событием — вскоре родные даже перестали удивляться. Оля обожала вечера пятницы, когда Брэндон появлялся дома, и ненавидела воскресенья, когда ему неизменно нужно было возвращаться к себе.
С Олей он вёл себя по-прежнему предельно корректно и предупредительно, но продолжал смущать её красноречивыми взглядами, которые она ловила исподтишка, или словно нечаянными мимолётными прикосновениями, когда они сталкивались в дверях или на лестнице. Во время семейных завтраков, обедов и ужинов — будь то домашняя трапеза или вылазка в ресторан — он как-то естественно, будто случайно, всегда оказывался за столом рядом с Олей. Их локти, колени и бёдра соприкасались, заставляя её краснеть и утыкаться в свою тарелку, а он продолжал невозмутимо травить вслух какую-нибудь медицинскую байку из своей студенческой жизни, потешая родню. Выдержки ему было явно не занимать…
А ночью перед сном он писал Оле из своей комнаты что-нибудь этакое, вгоняющее её в смущение и трепет.
“Тебе безумно идёт то голубое платье, которое ты надевала сегодня в ресторан…”
Или:
“Ты не представляешь, как действуешь на меня, когда распускаешь волосы!”
А то и вовсе:
“Я просто с ума схожу, когда думаю, что ты рядом, в соседней комнате…”
Она читала эти сообщения под одеялом, улыбаясь до ушей и чувствуя себя влюблённой, глупой и невероятно счастливой.
Тем временем дела в школе шли своим чередом — то есть нормально.
Оля довольно быстро привыкла и освоилась на новом месте. Если в первые дни она ещё вела себя как робкая зашуганная девятиклассница из числа “freshmen”, то уже через пару недель ощущала себя так же свободно и раскованно, как и подобает двенадцатикласснице из “seniors”.*
Джуди, конечно, здорово помогала ей поначалу. Поддерживала морально, всюду таскала Олю за собой, знакомила со школьными активистами, лидерами и звёздами, давала советы, с кем следует заводить приятельские отношения, а с кем не стоит — в старшей школе была своя иерархия. Однажды Джуди строго отчитала Олю, увидев, что та болтает в столовой с Хью Мёрфи из девятого класса: девятиклассники не котировались в High School, их даже не приглашали на вечеринки, поскольку они находились на одной ступени с “лузерами” и “ботанами”.
Среди преподавательского состава было очень много весьма эксцентричных личностей. К примеру, учитель геометрии заставлял всех опоздавших отжиматься от пола, а учитель физкультуры за каждую победу в спортивном состязании дарил команде или ученику коробку зелёного чая.
Для педагогов, в отличие от школьников, не существовало дресс-кода, поэтому одевались они кто во что горазд, чаще всего в классические джинсы (нередко рваные) и фуболки. Манера учителей сидеть прямо на столе, а также закидывать на него ноги не была кинематографическим преувеличением или клише — они действительно регулярно это делали.