Город в конце времён
Шрифт:
Рядом с этой стопкой Бидвелл положил и пять книг с практически пустыми страницами — эти загадочные издания он называл «отсевками». Джинни внимательно просмотрела отсевки и обнаружила, что в каждой из них имелось по листу с одной-единственной напечатанной буквой, и больше ничего — страница за страницей девственной чистоты.
Какие бы таинственные вещи ни происходили в библиотеках, книжных магазинах и на складских стеллажах издательских домов, Бидвелл, судя по всему, меньше всего интересовался этими чистыми книгами.
— В лучшем случае их можно назвать нулями, пробелами, пустотами между клавишами. А в худшем — средством для отвлечения внимания. Можете использовать их для своего дневника или в качестве рабочих блокнотов, — сказал он и бросил взгляд на другую стопку. — Эти же послужат к вашему образованию, коль скоро это необходимо, пусть даже наши возможности ограничены.
— А они тоже дефектные? — спросила Джинни. — Надо искать и отмечать в них ошибки?
— Нет, — ответил Бидвелл. — Их ошибки естественны и неизбежны — ошибки невежества и юности.
За не столь долгие годы формального обучения Джинни полюбила математику и точные науки — она легко схватывала задачи, ставившие в тупик ее одноклассников, — однако никогда не считала себя, как выражаются школьники, «ботаником».
— Уж лучше учебные телепередачи или компьютер с интернет-каналом, — заметила она.
Бидвелла аж передернуло.
— Интернет — пугающая перспектива. Все тексты мира… все незадачливые высказывания, убогие мнения, прямая ложь и ошибки… бесконечно мутирующие, и почему? Кто может проследить за этим и как? Отнюдь не умопомрачительный масштаб человеческой глупости интересует меня, дорогая Вирджиния.
Джинни никак нельзя было назвать узницей, однако сколько бы раз она ни приближалась к двери, что вела наружу, у нее не получалось перешагнуть порог. Струна, натянутая в голове и груди, становилась невыносимой, острая тоска и страх узлом скручивались в животе. Нет, она не могла выйти наружу — еще не время.
— Зачем вы меня здесь держите? — воскликнула она как-то утром, завидев Бидвелла, бодро вкатывающего тележку с очередной грудой коробок, полных книг. — Меня уже тошнит от этого! Только вы да кошки!
Бидвелл тут же взвился.
— Никто вас не держит. Идите куда хотите. Уверен, вы найдете дорогу домой — по длинному пути. В этом и есть ваш талант… Разве что кошки по вас скучать будут.
С этими словами он вышел, потрескивая коленными чашечками, и задвинул широкую белую дверь под масляный стон противовесов и шкивов.
Джинни пнула ближайший ящик, обернулась — и увидела самого мелкого кота, сидящего на полу и разглядывающего ее с умиротворенным любопытством.
— Тебе-то разрешают ходить где вздумается, — упрекнула она.
Кошачий хвост ударил по запечатанной коробке. Зверек встал на задние лапы и энергично поцарапал картонную стенку, оставив символ, напоминавший букву «икс» с восклицательным знаком. После чего удалился прочь, гордо вздернув подрагивающий хвост трубой.
Иногда он покусывал уголки книг на рабочем столе. Бидвелл, судя по всему, на это совсем не возражал.
С появлением юной особы у сетчатых ворот склада Конан Артур Бидвелл испытал прилив трех резких эмоций: раздражение, приятное возбуждение и страх — причем страх в его возрасте был практически неотличим от радости. Воздух сгустился в предвкушении изменений. В конце концов, приход девушки был ничуть не более чудесным явлением, чем, скажем, конденсация дождевой капли в перенасыщенной влагой туче.
И все же он знал: труд многих лет одиночества близится к завершению. Так отчего бы и не радоваться, попутно трепеща в ожидании неумолимо накатывающей опасности? Ибо на слишком многие десятилетия — да, слишком многие — он потерялся среди книг, вычерчивая статистику невероятных изменений. Что может быть более безрассудным и безнадежным? Он просто сидел и ждал, пока сум-бегунки посеют свои цветы и произведут новую семью для него самого и для склада. А сейчас…
Бидвелл давно уже начал подмечать изменения в литературном климате. Все чаще и чаще, со всех концов света, ему присылали свидетельства о важных находках. (Как жаль, что еще нет возможности добраться до других миров! Аналогичные события наверняка происходят и там, ставя в тупик инопланетных ученых — если они столь же внимательны).
Настроение его книг потемнело, стало сумрачным. Вот так наступает конец света — не от взрыва, а от опечатки.
Он заметил и другие изменения в ближайшем окружении: падение численности мышей и рост поголовья кошек. Нынче на складе обитало на две кошки больше, чем до появления девушки. Похоже, новоприбывшие вполне ладили с Минимусом, его любимцем. Не имелось сомнений, что все они принадлежали Мнемозине — с присущей им своеобразной независимостью.
Сейчас Бидвеллу и кошкам составляла компанию девушка, по большей части ничем не примечательная, понурая, держащая свои эмоции на коротком поводке, как оно, собственно, и требовалось. Девушка находилась в рискованной ситуации. Искренне верила, что ей всего лишь восемнадцать. Бидвелл же ведал истинное положение дел, но не мог собраться с духом, чтобы сказать об этом в глаза. Пусть все они откроют правду сообща, ибо, несмотря на стервятников, рыскающих повсюду и занятых их уничтожением — подобно тому, как кошки истребляют мышиное население склада, — неизбежно появятся и другие. Пришло их время.
Время свершений.
Что касается Джинни, она пережила спираль падения и страшное потрясение. Он отчетливо видел, что ей требуется время прийти в себя, а посему не перегружал девушку хлопотами. Она вполне справлялась с работой: вскрывала коробки, «пропалывала» самые малообещающие коллекции и при этом становилась проницательным читателем, что неудивительно, учитывая ее происхождение. Возможно, в конечном итоге она начнет оказывать настоящую помощь, однако Бидвелл не был уверен, что им дадут время для развития ее навыков в той степени, чтобы Джинни изменила ситуацию всерьез.
Работа на складе шла по-прежнему, хотя Бидвелл уже знал все, что требовалось: прошлое откликалось подобно барометру, реагирующему на чудовищное падение давления. Ах, как мало осталось от прошлого… а от будущего — и того меньше.
То, что представлялось воспоминанием, не могло служить надежным свидетельством доподлинно случившихся событий — уже не могло.
История ложилась в гроб.
ГЛАВА 10
СИЭТЛ
Баскер, то бишь бродячий актер, обязан оправдывать надежды всех своих зрителей. В глазах женщин он должен выглядеть юным, обаятельным и забавным — служить развлечением, чтобы приглушать приступы тоски. Мужчины должны видеть в нем оборванца и клоуна, не представляющего никакой угрозы, несмотря на свою молодость и смазливость. А для детей он должен быть одним из своих — словно они тоже умели петь, плясать и жонглировать крысами и молотками.