Город великого страха
Шрифт:
– Он смотрел на манекен, – тихо проговорил доктор Купер. – Мне не часто приходилось видеть выражение такого ужаса на лице мертвеца.
– Без дьявола здесь не обошлось, – снова вмешалась в разговор миссис Чиснатт. – И в этом нет ничего удивительного.
– А можно умереть от страха? – спросил мистер Чедберн.
– Конечно, если у человека слабое сердце, – ответил мистер Пайкрофт.
– Окно открыто, – заметил Сигма Триггс.
– Такого никогда не случалось! – взвизгнула миссис Чиснатт.
– Ему не хватало воздуха, и он решил подышать, ухмыльнулся аптекарь. –
– Мда… безусловно, – согласился врач.
Сержант Лэммл обошел магазин, вернулся с биноклем в руках и сообщил:
– Он валялся у витрины.
– Дорогая вещь, – вставил Триггс. – Удивительно, что он его бросил.
– Там же валялось и это, – продолжал сержант, протянув ему солнечную дразнилку.
Мистер Триггс осмотрел крохотный аппарат и в раздумье покачал головой.
– Не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться, каким целям служит эта вещь, – назидательно произнес он. Грегори Кобвел забавлялся, посылая солнечные зайчики в глаза прохожим. Черт подери!.. Бедняга даже до меня добрался вчера во второй половине дня.
– Несчастное взрослое дитя! – громко произнес мистер Чедберн.
– И все же у него не все были дома, – с горечью сказала миссис Чиснатт. – Вы только подумайте, он выбрал себе эту грошовую куклу вместо настоящего божьего создания, ведущего праведную жизнь и имеющего незапятнанную репутацию.
– Вскрытие покажет, – решительно подвел итог дискуссии доктор Купер.
В заключении говорилось о естественной смерти, наступившей от эмболии.
Двенадцать честных и лояльных граждан, члены жюри, собрались в красивейшей зале ратуши и вынесли свой вердикт, а потом угощались за счет муниципалитета портвейном и печеньем.
Дело Грегори Кобвела было закрыто.
В тот же вечер Сигма Триггс и Эбенезер Дув с удобством разместились в уютных креслах перед громадными бокалами с холодным пуншем и раскурили свои трубки.
– Теперь мой черед рассказывать истории, – начал Сигма Триггс и в мельчайших деталях пересказал трагические события, благодаря которым он несколько часов исполнял обязанности почетного констебля.
– Подумайте только, этот толстый разиня Лэммл слышал его крик «Галантин!» Смешно. Почему студень, а не окорок или сосиска?
Мистер Дув извлек изо рта трубку и начертал его в воздухе некие кабалистические знаки.
– Кобвел учился на архитектора, мечтал об известности и обладал обширными познаниями в мифологии.
– И какова же роль этой мифологии – Боже, до чего трудное слово – во всей случившейся истории? – осведомился Сигма Триггс.
– Он крикнул не Галантин, а Галатея, – заявил мистер Дув.
– Галатея? Не знаю такой…
– Так звали статую, в которую боги вдохнули жизнь.
– Статуя, которая ожила… – медленно пробормотал мистер Триггс. Он больше не смеялся.
– Итак, мой дорогой Триггс, историю придется рассказывать мне. – Старый каллиграф отпил добрый глоток пунша и щелчком сбил пепел с трубки. – Во времена античных богов жил на острове Кипр молодой талантливый скульптор по имени Пигмалион…
IV
ЧАЕПИТИЕ
Над галантерейным магазином сестер Памкинс имелась вывеска «У королевы Анны» – деревянное панно, на котором красовался лик дамы со старинной прической на английский манер, и в даме этой совершенно не замечалось сходства с книжными изображениями Анны Стюарт и Анны Киевской. Даже искушенный знаток геральдики с трудом объяснил бы присутствие орленка без клюва и лап в углу картины, а тем, кто проявил бы излишнее любопытство, сестры Памкинс ответили бы, что вывеска уже находилась на своем месте, когда они купили торговлю у предыдущего владельца.
Три сестры Памкинс, жеманные дамы с желтым цветом лица, всегда одетые в строгие платья из сюра, расшитого стеклярусом, пользовались солидной репутацией и считались богатыми. Их дела процветали.
В тот вторник величественная Патриция, старшая из сестер, подбирала разноцветные шелка для вышивок миссис Пилкартер, которую пригласили на традиционное чаепитие.
– Уокер! – позвала она. – Уокер… Где же носит черт эту тупую девицу, коли она не отвечает на мой зов?
Служанка, молоденькая бледная девушка с голубыми глазами, звалась Молли Снагг, но мисс Памкинс, беря ее в услужение, нарекла Молли Уокер, с тем чтобы к ней, как в знатных домах, обращались по фамилии.
Молли Снагг явилась без спешки, вытирая руки передником.
– Уокер, – строго произнесла мисс Патриция, – я вам запретила носить в доме эту мятую шляпку после вручения вам кружевного чепца.
– Вручения! А стоимость его из моего жалованья вычли. Я могла бы обойтись и без чепца, – возразила Молли.
– Молчать! – гневно воскликнула хозяйка. – Я не потерплю никаких возражений. Вы помните, что сегодня вторник?
– А как же, у меня на кухне тоже висит календарь, ответила Молли.
– Ну раз вы уж такая ученая, то должны знать, сегодня на наше чаепитие явятся наши приятельницы.
– Что им подать?
– Савойское печенье, по три – штучки на человека, фунт фламандского медового пирога с пряностями, баночку абрикосового джема и вазочку апельсинового мармелада с леденцовым сахаром. Поставьте на стол графинчик с вишневым бренди и бутылочку мятного эликсира. Затем наши гостьи, а также уважаемый мистер Дув отужинают.
– Осталось холодное седло барашка, горчичный салат из селедки и молок, шотландский сыр и мягкий хлеб, перечислила Молли.
Мисс Патриция на мгновение задумалась.
– Постойте, Уокер! Сходите-ка, пожалуй, к Фримантлу и купите голубиного паштета.
– Неужели? – переспросила служанка.
– Неужели, моя дорогая! И оставьте этот наглый тон, который не приличествует людям вашего положения. Накрывая на стол, не забудьте поставить еще один прибор. Мы пригласили к ужину почтенного мистера Сиднея Теренса Триггса.
– Боже! – воскликнула служанка. – Детектива из Лондона!
– И не забудьте, Уокер, поставить красное велюровое кресло слева от камина для леди Хоннибингл.