Город Воронов
Шрифт:
— Весьма непростая загадка, — заметил Андерс.
— Хммф. Ну, кто бы ни переводил это с дварфийского, он пару раз ошибся. Вместо «обрамлённое» здесь «окружённое», а вместо «листьями осени» эти слова можно прочесть как «этими листьями осени».
Дварф покачал головой.
— И там, где говорится «отметьте», скорее стоит читать как «измерьте». Торопливая и небрежная работа.
— Любопытно, — заметил Джек. — Кажется, на смысл это почти не влияет.
— Не влияет, но никогда не знаешь, что именно окажется важным. Очевидно, это набор
— Сдаётся мне, дружище Тарзон, что разгадка этого ребуса требует понимания трёх вещей; «тридцать седьмого», «этих листьев осени» и «летней лестницы». Полагаю, к этому списку можно добавить восхождение по лестнице.
Джек сделал ещё один глоток и ухмыльнулся пенной ухмылкой.
— К счастью, я уже выяснил, к чему относится «тридцать седьмое».
Тарзон подался вперёд, уперев свои толстые руки в барную стойку. На самом деле он стоял на небольшом чурбане за стойкой, сравнявшись таким образом ростом с Джеком.
— Джек, я ненавижу игру в угадайку. Просто скажи нам.
— Тридцать седьмое относится к превосходному бренди, сваренному Цедризаруном, «Золоту Девичьего Огня» урожая 637 года по Летосчислению Долин. Цедризарун, разумеется, был мастером-винокуром древнего Сарбрина. Вероятно, это самый благородный напиток, когда-либо сваренный к востоку от моря.
— Этому бренди больше семиста лет, — проворчал Андерс. — Не сомневаюсь, в своё время оно было превосходным, но вряд ли осталось таковым до наших дней.
— Не будь так уверен, — возразил Тарзон. — Человеческая жизнь горит ярко и полностью сгорает меньше чем за сотню лет, но мои собратья иногда доживают до своего четвёртого столетия. Наша работа, которую люди сочли бы невозможной, иногда требует десятки и даже сотни лет. Я видел дварфийский алкоголь двухсот-, трёхсотлетней выдержки; мастер-винокур с лёгкостью мог бы создать напиток, для которого десятилетия — как года для человеческого бренди.
Его глаза потемнели, стали задумчивыми — дварф размышлял над заявлением Джека.
— Но где найти такой напиток? И сколько он будет стоить? В дварфийском королевстве бутыль потянет на тысячу, а то и две тысячи золотых корон. Не могу представить, где ещё можно взять этот бренди.
— Я знаю кое-кого, у кого есть бутылка, — сказал Джек. — Давайте на минутку представим, что сможем её позаимствовать, когда понадобится. Но почему в сердце всего лежит семисотлетняя бутыль бренди? Какая у неё роль в этой загадке?
— А где нашли надпись? — спросил Тарзон.
— Моя знакомая ценительница дорогого алкоголя скопировала её на пергамент с гробницы Цедризаруна. Нет, я пока точно не знаю, где находится гробница; давайте снова представим, что мы получим эти сведения, когда возникнет необходимость.
— Ты уже второй раз предполагаешь, что мы легко преодолеем существенную преграду на пути к осуществлению твоего плана, — указал Андерс. — Это не добавляет мне уверенности.
— Дружище
Тарзон негромко рассмеялся.
— Никто не сомневается в непомерной величине твоих амбиций, Джек. Вопрос в том, насколько цепкая у тебя хватка.
Дварф прервался, чтобы и себе налить кружку «Старого Смоки».
— Эта загадка высечена на склепе Цедризаруна. Склеп, в котором покоится его погребальное богатство, должен находиться где-то рядом, оборудованный самым хитрым тайным входом, который только сумели придумать мастера-каменщики старого Сарбрина. Загадка должна объяснять, как найти и открыть тайную дверь.
— Ты уверен, что Цедризарун просто не подшутил над будущими грабителями гробницы? — спросил Андерс. — Откуда ты знаешь, что надпись имеет хоть какое-то отношение к склепу? Насколько мы знаем, это может быть просто рецептом его любимого пива, зашифрованным для будущих поколений пивоваров.
— Я почти пятьдесят лет провёл, изучая все доступные источники о судьбе богатств старого Сарбрина, — сказал Тарзон. — Поверь мне; Склеп Гильдера существует, несмотря на тот факт, что его до сих пор не могли найти. Цедризарун не мог знать, сумеют ли потомки на протяжении долгих лет сберечь тайну входа в его гробницу, и поэтому придумал эту загадку в качестве подсказки на тот случай, если эти сведения будут забыты.
— Да, но зачем вообще оставлять подсказки? Зачем оставлять вход в гробницу, если она должна была просто хранить сокровища, которые Цедризарун унёс в могилу? — Андерс вытер губы тыльной стороной ладони. — Прости меня за такие слова, Тарзон, но все знают, что дварфы презирают грабителей могил. Зачем вообще оставлять потенциальным ворам хоть какой-то шанс?
Глаза Тарзона блеснули — он неплохо зарабатывал тем, что грабил гробницы своих предков, пускай и говорил, что тем самым возвращает свету дня славу утраченного Сарбрина — но он сдержал свой норов.
— Потому что Цедризарун хотел, чтобы его сыновья, и их сыновья, и сыновья их сыновей однажды были похоронены рядом с ним. Его тело не лежит под камнем или плитой, на которой была найдена эта надпись; оно покоится внутри самого склепа, рядом с другими местами, приготовленными для тех, кто однажды должен был присоединиться к нему. Вот зачем они оставили дверь, Андерс Эрикссен.
— Вернёмся к загадке, — сказал Джек. — Что насчёт «этих листьев осени»? Тебе что-нибудь говорит эта строчка?