Город за рекой
Шрифт:
Когда Роберт открыл глаза, то увидел, что Перкинг стоит на том же месте в ожидательной позе. Взгляды их встретились.
— Как долго я в этом городе? — спросил архивариус.
— День, много дней, мы не считаем здесь, в промежуточном царстве, — сказал Перкинг. — Только виски у вас, Мастер Роберт, тем временем поседели.
Он слегка поклонился и вышел.
17
Когда Роберт на другой день рано утром шагал к площади Префектуры, над развалинами домов висел легкий туман. Солнце только взошло, и вымершие улицы еще тонули в белесой дымке. Он шагал скоро и твердо, как человек, который спешит достигнуть цели. Чтобы срезать часть пути, он пошел напрямик, через усыпанный щебнем пустырь. Он хотел сэкономить время, а вышло наоборот: по дороге
Затем его пригласили войти в широкий коридор внутри галереи, по одну сторону которого шли помещения. Поскольку двери все были распахнуты настежь, он мог заглянуть внутрь помещений; окна в них выходили на площадь Префектуры. Во всех комнатах сидело по нескольку человек служащих обоего пола в наушниках, перед каждым лежали какие-то списки, в которых они в соответствии с поступающей информацией делали определенные пометки. От наушников тянулись провода к висевшей на потолке люстре, и было такое впечатление, будто куклы театра марионеток приводились в движение невидимым режиссером. В воздухе стояло монотонное жужжание, как бы исходившее от дальней сигнальной установки.
Наконец архивариусу указали на один зал, в котором он увидел множество высших чиновников. Одни кучками стояли, склонившись у ломберных столов, и раскладывали ромбом маленькие цветные плитки, как при игре в японские шашки, другие сидели в изолированных стеклянных кабинах, располагавшихся вдоль стен наподобие телефонных будок, только в них вместо телефонного аппарата были установлены микрофоны. По всем признакам в этом помещении находился главный штаб смотра.
Незастекленная дверь в торцовой стене вела на просторную, без навеса, террасу, которая наподобие сцены возвышалась над землей примерно на высоте человеческого роста. У внешнего края этой сцены, обнесенной мраморной балюстрадой, стоял господин в сером цилиндре со свитой чиновников и наблюдал за происходящим на площади. В руке он держал пару темно-голубых перчаток из тонкой кожи, которыми он периодически хлопал по балюстраде.
В то время как Роберт, не решившись сразу пройти на террасу, стоял, осматриваясь, посреди зала, к нему подбежал полнолицый господин с весело сверкавшими глазками за толстыми стеклами очков. Это был знакомый Роберту секретарь из Префектуры, который в день приезда оформил ему документы; последний раз они виделись, когда архивариус выступал с сообщением перед городскими чиновниками. Высокого Комиссара, сказал Роберту секретарь, не было, поскольку проведение этого мероприятия не входило в круг его обязанностей, а являлось исключительно прерогативой Великого Дона. Секретарь, дружелюбно поглядывая на Роберта из-за стекол очков, разъяснял ему, что сия процедура подготавливается здесь уже несколько дней и ночей и сегодня она всего лишь продолжается, но пусть архивариус не думает, что он многое пропустил, хотя нельзя не отметить, что подготовительная работа представляет собой самую трудную часть всей процедуры и должно пройти определенное время, пока все это колесо прокрутится. Он вручил Роберту веер и бинокль, веер — "для легкого ветерка", как он выразился, а бинокль — "для деталей на заднем плане". С этими словами он пригласил его пройти на террасу.
— Великий Дон, — шепнул он Роберту на ухо, — ждет вас.
Секретарь представил стоявшим у балюстрады чиновникам архивариуса и хрониста. Господин в сером цилиндре, которого секретарь назвал Великим Доном, на мгновение повернул голову в сторону Роберта и, с достоинством приподняв свой цилиндр, пригласил архивариуса удостоить вниманием зрелище на площади. Господа из свиты рассеянно приветствовали архивариуса кивком головы и снова обратили взгляды на арену. Розовощекий секретарь встал позади Роберта, в полушаге от него.
Архивариус оперся обеими руками на широкую балюстраду, кремовый, с прожилками мрамор которой
В первую минуту, едва он обежал глазами площадь, у него возникло впечатление, будто вся ее обширная поверхность облеплена полчищами мух, которые, точно накрытые огромным стеклянным колпаком, вяло шевелились и ползали по ней в разных направлениях. Только потом уже, внимательно присмотревшись, он увидел, что это были люди, медленно перемещавшиеся внутри замкнутого стенами двора.
Одни сидели кучками на земле, другие, сбившись в группы, теснились вокруг длинных шестов с прикрепленными к ним какими-то табличками, которые колыхались над волнующимся морем голов. Тут и там мелькали белые бурнусы распорядителей; по их указанию группы строились в колонны, отдельные фигуры выступали вперед и становились в пары и, образуя колонны, медленно шли, как на похоронах или в полонезе, по кругу; время от времени определенные пары отделялись от шествия и по очереди проходили мимо террасы. Господин в сером цилиндре, как бы отмечая каждую пару, хлопал перчатками по балюстраде. В отдельных случаях, что, впрочем, бывало очень редко, он не хлопал перчатками, а приподнимал свой цилиндр. У господ из свиты этот жест вызывал всякий раз недоумение; о каждом таком случае они уведомляли чиновников в зале, а те в свою очередь передавали соответствующие указания дальше.
Теперь часть толпы сбилась в дальнем конце двора; другая часть разбилась на группы, которые либо толпились возле шестов с соответствующими цветными табличками, либо вытягивались в длинные шеренги и двигались в разных направлениях по полю, причем то задерживались на одном месте, то снова шли. Многие становились на колени, как в молитве, некоторые разминали руки и ноги, подпрыгивали и приседали, как при физкультурных упражнениях; у Роберта, обозревавшего эту движущуюся панораму, было такое впечатление, будто площадь медленно колыхалась, как огромная палуба океанского корабля при бортовой качке. Терраса, от которой с двух сторон вели вниз небольшие лестницы, походила на капитанский мостик, и она тоже как будто слегка покачивалась. Резные колонны, подпиравшие террасу, заканчивались внизу бронзовыми выступами в виде львиных лап.
Хронист, приставив к глазам бинокль, рассматривал отдельные фрагменты этого парада мертвых. Хотя стекла бинокля значительно увеличивали удаленные группы фигур, он все же сомневался, что среди сотен и тысяч сумеет разглядеть немногие знакомые лица людей, которые, по его предположению, тоже должны были находиться на этом смотре; он опасался, что в числе участников могла оказаться, помимо Кателя, и Анна.
Его внимание привлекли таблички с надписями на нескольких языках, вокруг которых группировались участники смотра. В одном месте он обнаружил, к примеру, такие таблички: "преступники — жертвы", "гонители — гонимые", "еретики — добровольцы", "пресыщенные жизнью — рано ушедшие из жизни". В другом месте таблички классифицировались по следующему принципу: "обманутые — обманщики", "невиновные — совращенные", "барышники — идеалисты", "мученики — осрамленные". Он смог разобрать не все надписи. Теперь все эти группы, казалось, объединялись в большие главные партии под шестью названиями: "потребители", "марионетки", "авантюристы", "статисты", "мечтатели", "обыватели". Группы статистов и обывателей объединяли наибольшее число участников. Вокруг этих плакатов теснились большие толпы мужчин и женщин.
Нетрудно было увидеть, что внутри этих партий смешались представители не только обоих полов, но и разных профессий и разных возрастных групп. У многих на спине был номерной знак, а на отвороте пиджака или на блузе — эмблема с символическим изображением прежней профессии. Тут были изображения ножниц и иглы портного или модистки, кельмы каменщика, латунной чаши цирюльника, обвитого змеей жезла Эскулапа врачей, гусиного пера и чернильницы литераторов и журналистов, палки для наказания и линейки учительниц и учителей, косы крестьянина, рудничной лампы горняка. Попадались эмблемы с изображением рубанка и пилы, лопаты и грабель, весов торговца, почтового рожка, автомобильного гудка, сапога, кучерской плетки, рыбацкой сети, плотницкого топора, резака мясника, значка студенческой корпорации, кисти художника, поварской ложки — не перечислить всех символических изображений ремесел, промыслов, родов занятий и деятельности, представленных здесь.