Город
Шрифт:
И всё-таки холодно. Неуютно. Холодает?
Павел опёрся одной рукой на ставню, другой на колено, пытался придти в себя. Столько всего на него взвалили за это утро, что он не мог даже адекватно всё это переварить. Ещё и этот мальчишка, хорошо хоть отпустили.
Внезапно где-то вдали, но очень размашисто, зазвучал колокол. По ком звенит колокол знал каждый житель Города. Его стенки сотрясались в предвестии новых смертей, новых душ, забранных по решению Капитана и отданных Городу и его сердцу — Генератору — точно принесение в жертву неугодных идолу.
Казнь. Казнь. Казнь. — Заголосил
И музыкант вдруг абсолютно неестественным образом для себя осознал, что понял тех людей, которые собираются на казни. Раньше он туда не ходил, но теперь ему внезапно очень сильно туда захотелось. Он осознал, что стал одним из остальных, одним из тех, кого презирал. Желание подавить в себе стресс, расстаться с плохими мыслями и отвлечь себя завязало узел на его шеи и потянуло к себе.
Павел Скрипач был не в силах противиться своему желанию.
* * *
Корабль кое-как держался на краю обрыва, его клюв повис в воздухе. Проржавевшие листы металла, которые облепляли конструкцию, сгнили словно осенние листья, потускнели, сморщились, часть из них даже лежали у подножия скалы, правда, их всех замело снегом.
Пётр, после того как перебинтовал Эмилю руку, собрал баул, вещи, ружьё, помог напарнику встать. Теперь они остались вдвоём.
Человек, который оказал им спасительную помощь, пошёл вверх по ледяной лестнице. Пётр не знал куда она вела и что это был за человек, но снизу у подножия кружили волки, так что выбора не оставалось. Да и человек этот, если бы и хотел их смерти, не стал бы помогать. В Городе ходят слухи о целых поселениях и государствах на пустошах, которые принадлежат каннибалам, но самому Пётру это всё казалось не более чем выдумкой.
Шагал Эмиль тяжко, через каждый пять минут требуя передышку, которую Лавина ему благородно давал. Схватка, в которую они попали, хорошо их согрела, но до корабля всё-таки стоило добраться.
И они добрались. Тропа была высечена по краешку скалы. В некоторых местах откололись куски дороги, отчего она была очень узкой, но они преодолели и эти тропы.
Удивительно, что тот человек вышел спустился к ним, чтобы помочь, спасти, но не подал руки и не провёл по этой ужасно скользкой и неудобной, неизвестно когда и кем высеченной тропе.
Взобравшись на вершину, пара исследователей обнаружила вход внутрь корабля, который располагался совсем рядом с последней ступенькой тропинки.
Первым делом Пётр, зайдя внутрь, почувствовал тепло. Это был очень хороший знак, более того, пахло едой. Не самого лучшего качества, судя по запаху, но всё же едой. Здесь жили люди.
Люди, которых Пётру даже разглядеть особо не удалось, ютились в темноте, в закромах дредноута. Из всего огромного списка комнат и мест, оборудованных на этом корабле-гиганте, они выбрали уютные, ничем не примечательные уголки, где и вили себе свои гнёздышки.
Человек, который, очевидно, умел стрелять из ружья, что и доказал, когда убил одного из зверей, затерялся среди людских гнёзд. Они и вправду сидели тройками и четверками в углах, заросшие мхом и поросшие
Было даже удивительно как много здесь людей. И причём непонятно откуда они взялись, ведь последняя разведка ни о чем подобном не сообщала. И уж тем более не сообщала о том, что дредноут внезапно оказался не на одном уровне со всей снежной гладью, а где-то высоко, на какой-то скале. Обходить её пришлось бы так долго, что они могли замёрзнуть намертво, так и не дойдя до цели. Скорее всего, разведка просто не стала рисковать в тяжелые времена для Города и дала ложный отчёт.
А когда времена для Города не были тяжёлые?
Пётр не стал ютиться в одном из закромов корабля по примеру остальных, уже обжившихся здесь жильцов. Он выделил себе и Эмилю отдельную комнату, которая находилась в конце коридора, который в свою очередь вёл прямиком в главный зал.
В комнате двадцать четыре было целое окошко, а также, хоть и поломанные, но всё же предметы интерьера. Очевидно, местные сожгли большую его часть. Ко всему, до чего они могли дотянуться, они дотянулись, всё, что горело, было кинуто в печь. До чего не дотянулись пассажиры этого лайнера, то прибрали к рукам мародёры, что не прибрали к рукам мародёры, то перешло в открытое пользование новых обитателей железной скорлупы.
Пётр выдрал из кровати матрас, саму кровать разобрал на железные прутья и взвалил кучей в углу, чтобы не мешались, самого Эмиля он положил на матрас. Достал тряпьё, которое смог найти в каютах, а также пару вещей из баула Щеки, укрыл его чем мог. Он поставил дверь в петли, теперь она полноценно открывалась и закрывалась. Когда оба члена команды находились в комнате, то Пётр припирал дверь изнутри полуразвалившимся комодом, в желудок которого были навалены те самые железные прутья и обломки кровати. Но парочку прутьев он приберёг: он держал при себе, второй подложил Эмилю под тряпьё. Он пытался пару раз разбудить лидера экспедиции, дабы объяснить ему хотя бы это, предупредить, где они находятся, но ничего путного из этого не выходило.
Ружьё Лавина заботливо приставил к стеночке неподалёку от Эмиля. У последнего, кажется, начинала гнить рука, а Пётр ничего не мог с этим сделать. Здесь до Города его никто провести не сможет, да и не захочет, Эмиель — его единственная надежда на возвращение к дочери. К дочери, чьё фото сожрали волки. Волки, которые сожрали не только фото его дочери, но и карту, с помощью которой он мог хотя бы попытаться добраться до Города, сожрали Щеку. Твари. От этих мыслей у него сжимались до боли в костяшках кулаки.
У человека, который помог им, были патроны. Это было очевидно, ведь ружьё изначально заряжено не было.
Пётр до поры до времени делал вид, что всех этих людей вовсе нету, но чтобы повысить свои шансы на выживание ему нужны были патроны. Да и резервные запасы вяленого мяса в бауле кончались, остались только засушенные травы для чая. Воду Лавина набирал снаружи, в виде снега, всегда оборачивался назад и смотрел на корабль — он был похож больше на помятую жестяную банку, чем на величие инженерной мысли прошлого десятилетия.