Город
Шрифт:
Что-что, но кормили исследователей и охотников очень хорошо. Лучше них кормили только тех мужиков-парней с дубинками, которые защищали Капитана и его свиту.
Так или иначе, Пётру пришлось «выйти в люди» — он отодвинул комод, с трудом, ибо силы его с каждым днём покидали, выскользнул в узкую дверную щёлочку, а затем закрыл за собой на защёлку дверь.
Он пришёл к людям, сначала неловко спрашивая не видел ли кто этого человека, а потом откровенно его окрикивая через весь корабль. Люди, хоть и выглядевшие весьма и весьма отчуждённо, не были голодными. Действительно, этот человек помог им из доброй
Его попытки заговорить с отдельными личностями, а также завести диалог с каким-нибудь людским гнёздышком успехом не увенчались.
Расстроенный, но не павший духом, он вернулся в комнату, заперся в ней и лёг спать. Эмиль, хоть его и пытался кормить и поить его товарищ, исхудал и побледнел. Было очевидно, близилась его смерть. А решение своей проблеме Пётр так и не нашёл.
Оно пришло само.
В эту же ночь, после того как он пытался заговорить с кем-нибудь из постоянных жителей корабля, он снова попытался покормить напарника, у него ничего не получилось и он лёг спать на постеленное тряпьё. Очаг тепла в виде бочки в центре главного зала, где были обвиты все гнёздышки и где ютились люди, редкими касаниями тепла доходил до комнаты, поэтому Пётр к этому моменту истратил уже почти весь их запас лампадки для обогрева.
Только ему удалось сомкнуть глаза и провалиться в сон, как снаружи черепной коробки раздался стук. Настолько тихий, что сложно было поверить, что этот стук не принадлежит какой-нибудь мыши. Стук повторился, но мужчина не посчитал его достаточно важным, чтобы прерывать ради него сон. Тогда стук раздался ещё несколько раз, но ничуть не громче. Ни на один грамм воздуха.
Пётр разомкнул глаза, слипающиеся от усталости, схватился за свой прут, заранее приставленный к его спальнику, подошел к двери.
— Кто там? — Спросил он. Никакого ответа не последовала. — Кто там? — Спросил он ещё раз. Снова никакого ответа.
Пётр замер, прислушался. За дверью ни шороха. Он тяжело вздохнул и лёг обратно на свою лежанку, железный прут на этот раз он держал крепко в лапах.
Только стоило ему лечь, стоило ему только прикрыть глаза, как от двери снова раздался стук.
По его коже пробежала дрожь, но он не растерялся, тихо поднялся с колен — также тихонько помахал прутом в воздухе, примеряя его к руке, затем медленно медленно прошёл к двери. Дождавшись очередного стука он с силой дёрнул комод и распахнул дверь.
На пороге стоял тот самый человек, который помог им. Что тогда, что сейчас, на него был натянут балахон, край капюшона касался самого рта. Неизвестный жестом звал его в коридор поговорить. Петру нечего было терять, поэтому он не отступил, вышел в коридор и канул в темноте.
Эмиель разомкнул глаза, по его лбу бежали струйки холодного пота. Тело будто почувствовало опасность, почувствовало необходимость помощи, которая исходила из коридора — из него шёл очень тусклый свет, слабо и неохотно пробивающийся сквозь дверную щёлку.
— Петя! — Позвал своего товарища Эмиль. — Петя! Петь! Эу! Где я? — Он решил осмотреться. Понял по круглому окошку, что находится на корабле, но никак не мог вспомнить событий прошлых дней. Кажется, на них напали волки.
Культя, неловко выныривающая из под одеяла, безмолвно ответила на вопрос.
Внезапно в щели показалась чья-то рука, капюшон балахона. Чёрная как уголь она заскребла по двери, пытаясь нащупать опору. Найдя нужное место, где можно упереться, что-то слабое, но неумолимое начало толкать дверь. Комод отодвигался неохотно, но всё же поддавался. Ещё чуть-чуть и внутрь проберётся неизвестный.
Самого Петра нигде не было.
Эмиль начал рыскать в поисках оружия, обнаружил железный прут под тряпьём, заботливо оставленный кем-то. Вооружившись прутом, он попытался подняться на ноги, но ничего не вышло — тело было ещё слишком ослаблено, ноги не слушались, лишь жалобно скребли облезлый пол. Человек в балахоне тем временем уже пробрался внутрь. Он стоял как вкопанный, высокий и худой, с ниспадающим до самого рта краем капюшона. И ничего не делал.
— Что тебе нужно? — Спросил Эмиль.
Призрак не ответил.
— Что тебе нужно, гадина? — Задал он тот же вопрос ещё громче.
Эмиль беспомощно укутался в тряпьё, вжался в стенку, из последних сил поднял угрожающие руку с прутом, но после нескольких секунд рука ослабла и вместе с прутом рухнула ему на голову. Голова вдруг резко начала болеть, раскалываться на части, человек в балахоне использовав момент сорвался с места и подбежал к нему, схватился руками за его шею и начал его душить. Он наваливался всем телом, сжимал его горло обеими руками, так, что глаза Эмиля выскакивали из орбит. Что-то тёмное и вязкое потекло изо рта, которого касался край капюшона. Это что-то попало Эмилю в рот, которым он хлопал как рыба, попавшая на сушу, ему не хватало воздуха, чтобы выплюнуть кровь, а проглотить её он не мог — кадык от такой хватки вот-вот лопнет. Никаких его сил не могло хватить чтобы бороться с этим человеком и даже те, что всё ещё теплились в нём, внезапно покинули его. Всё вокруг вдруг стало неважным, воздуха перестало хватать и он потерял сознание. И стало ему хорошо и спокойно.
— Эмиль, эй, Эм, Эм! Эмиель, господи бог! Ты жив?
Кто-то неизвестный хлопал его по лицу в попытках оживить, вдохнуть жизнь в исхудавшее тело. Эмиель присмотрелся и понял — этим кто-то был Пётр, его товарищ и друг, а ныне единственный напарник и член его экспедиционной группы.
Как только Эмиль очнулся, к его губам была поднесена жестяная чашка с ледяной водой. Она быстро привела его в чувство, поочередно открыла все входы и выходы его точек восприятия: он начал отчетливо слышать звуки и слова, почувствовал запахи, муть перед глазами таяла и расплывалась.
— На меня кто-то напал, — известил он своего соратника, залазя обратно на матрас и укрываясь тряпьём, его знобило.
— Напал? — С улыбкой на устах спросил Петя. — Никто на тебя не нападал. Ты бредил, кричал, а я в этот момент как раз выходил в коридор. Похоже, что ты случайно схватился за железный прут, который я оставил тут тебе для самообороны, и ударил им себя по голове. А потом начал вертеться и неизвестно каким образом завязал себе петлю на шее из тряпок, которыми я тебя укрыл. Я только пришёл, а ты лежишь тут как… как ребёнок, запутанный в собственную пуповину.