Город
Шрифт:
Неизвестный стянул за ремешок ружьё, примерил его поудобнее к руке, а затем вошёл под купол, целясь им в темноту.
И тишина.
А затем, будто кто-то до этого держал звук выключенным, а сейчас нажал на выключатель, из убежища донеслось многоголосие визгов и криков, женских и… похоже, мужских. Трудно было разобрать мужские голоса, так как один из них говорил очень серьёзным и упрямым басом, обкладывая всех жителей убежища троекратным матом. Судя по тембру, неизвестный чего-то требовал. И требовал этого сейчас же.
Дед Парфений натянул штаны, вылез осторожно из туалета и зашагал
Старик уже приближался, вот-вот он окажется за спиной у неизвестного, как вдруг его глухому уху наконец стали доноситься более отчетливые слова:
— Да я сам тебя убью!
— Не трогай меня!
— Никто тебя не тронет, я спрашиваю, кто…
— Мы тебе никого не отдадим! Ты нас не возьмёшь!
— Подожди, не уходи, — попросил кого-то неизвестный ласково и тихо. — Тебе я доверяю.
Парфений вылез из-за угла, оказался за спиной у этого человека и понял, кому он там так сильно доверяет. Лица человека с ружьём старик не видел, но вот руку человек с Топориком протягивал к одной из девушек, волосы которой были ужасно красивого каштанового цвета.
Дед Парфений руками дал всем команду сделать вид, будто они его не видят. Люди не сразу поняли чего от них хотят, а поэтому даже замолчали на секунду. Неизвестный почувствовал сильное желание обернуться, такое сильное, будто от этого зависела бы его жизнь.
Старик показал девушке на человека, попросил губами, мол, отвлеки, девушка не дала никаких ответных знаков, но протянула к человеку руки.
Неизвестный пошёл к ней навстречу, взял её за руки, кажется, он даже успел сказать:
— Я не дам тебя в обиду.
Но со спины на него накинулся старик, обхватывая его за шею и царапая лицо. Тут же двое мужиков ринулись на помощь, один пнул неизвестному в живот, другой отобрал у него ружьё и навёл прицелом на человека. Они бросили его к стене, поставили на колени, стянули шарф.
Это был Эмиель, второй человек в лагере. Но где был первый?
— Что ты тут устроил? — Строго спросил дед Парфений.
— Он пытался нас убить, наставил на нас ружьё! — Прокричал мальчик, один из жителей убежища.
— Так что ты тут устроил? Где Родион? — Старик направил на него ружейное дуло.
— С таким же успехом можешь стрелять из пальца, старик, оружие не заряжено, — гордо объявил Эмиль.
— Хах, этим приёмом ты можешь попытаться провести кого угодно, но только не меня. Давай, выкладывай, — потребовал старик, тыкнув ружьём ему в щёку.
— Вы меня не так поняли. Родион поднял меня некоторое время назад, сказал выйти с ним, а после…
— Да что мы его слушаем! — Прокричал один из парней. — Надо кончать его! Этот ублюдок угрожал моей матери!
Люди завизжали, требуя возмездия. Кто-то предлагал отрубить ему пальцы, кто-то предлагал отрезать язык или живьём зажарить его на костре. Так или иначе, все пытки сводились к отсечению какой-либо части тела и приготовлении её на медленном огне.
Сошлись на том, чтобы связать ему рот, руки, ноги. И бросить его в дальний угол. Была ещё инициатива окунуть его головой в туалет, из которого недавно прибыл дед Парфений, но и от этой инициативы отказались.
Преимущественно
Люди разделились на группы и пошли искать Родиона, чтобы самим понять, что произошло. Долго искать его не пришлось, экспедиция была свёрнута почти не начавшись. Истекающий кровью труп бывшего соратника Эмиеля лежал за ближайшим холмом. Его пальцы скривились в предсмертной агонии, было ясно, у него что-то вырвали из рук, а глаза были раскрыты и безжизненно смотрели на то место, где некоторое время назад вставало солнце. Сейчас желтый надутый шарик поднялся чуть выше. Эмиль лишь надел его одежду, чтобы если кто-то и проснулся от его выстрела, например, те, кто поддержал инициативу Родиона, то они хотя бы не сразу поняли что к чему.
Эмиль не учёл только одного. Старика, который захочет справить нужду в неподходящий момент. А также девушку, которой он доверял до сегодняшнего дня, и то, что она перейдёт не на его сторону, а на сторону общины. Кричать, звать на помощь или срывать путы с зубов или рук Эмиль не пытался. Первое было бесполезно, второе и вовсе могло навредить. Весь лагерь скорбил по Родиону, по человеку, который был вождём племени, по человеку, которому каждый в лагере в той или иной степени был обязан жизнью. Делали они это с таким упорством и с таким напором, что у самого Эмиеля случайно покатились слёзы. Он прокрутил в голове разговор с Родионом, своим бывшим напарником, несколько раз, столько, сколько успел прокрутить, пока люди не стали вымещать на нём свою злобу, и решил, что он мог хотя бы попытаться разубедить Родиона. Тот действительно сделал многое для убежища, все ценили его и его заслуги. Все, кроме Эмиеля, которому злость за любимую девушку застила глаза. К тому же, он не мог представить себя, сидящим у общего костра в окружении других «сильных» людей, которым дали право жить, жующих и перемалывающих зубами мясо своих «слабых» соратников.
Но надолго люди не стали задерживаться. Холод и голод уже давно побуждал их к движению, а обнаружившийся факт того, что у них закончились фальшфейеры, а значит был утерян единственный источник питания — проталина, и вовсе вогнал их в ужас.
Прошло пару десятков минут, собираться дольше им не было смысла, вещей и так почти не было. Взяли просто всё, что могли, даже бочку для обогрева лагеря. Пнули ещё пару раз Эмиля, да и покинули своё гнездо.
Девушка с каштановыми волосами оборачивалась несколько раз и грустно смотрела на него. Это она, позже, схваченная как беженка с остальными, будет визжать от боли, когда ей сломают руки.
Дед Парфений шёл последним, замыкал строй. Он остановился в проходе на несколько мгновений, в его руке скалился клыкастый нож.
— И что было потом?
— А потом суп с котом, дед Парфений подошел ко мне, присел, а потом как тыкнет мне ножом в живот, — Эмиль изобразил описанное им действие на себе и по актёрски изобразил эмоцию трагической смерти.
— А как же ты выжил? — Одной рукой оперевшись на колено, а другой рукой подпирая голову, спросил Пётр.
— А никак. Умер. Да ничего он меня не тыкал, шуткую я над тобой. А сам-то что думаешь? Что он сделал?