Города красной ночи
Шрифт:
В коридоре поезда я сталкиваюсь с французским таможенником – грузным приземистым человеком с багровым лицом и налитыми кровью зелеными глазами, – и его помощником, длинным костлявым типом с землисто-серым лицом. Видимо, мы проезжаем по территории Французской Канады, и будет проверка паспортов.
Дверь, у которой стоит таможенник, приоткрывается в его сторону, но он налегает на нее плечом, мешая двум кондукторам открыть ее с той стороны. Он говорит своему помощнику, чтобы тот взломал дверь пожарным топориком. Я ненавязчиво встреваю в их разговор и объясняю ему, что дверь открывается в другую сторону – надо просто потянуть
– Mais je sui passager, – протестую я.
– Quand meme! [ 48 ]– рычит он.
Теперь все пассажиры выходят из поезда и с паспортами в руках выстраиваются в очередь перед открытой будкой. Таможенник сидит за столом за деревянной перегородкой. Каждый раз, как кто-нибудь закуривает сигарету, появляется табличка DEFENCE DE FUMER, а сам таможенник поднимает голову и орет:
– Defence de fumer.
В очереди я первый. Таможенник глядит на мой паспорт и ухмыляется.
48
– Но я же пассажир!
– Так я вам и поверил! (франц.)
– Сами состряпали или как?
Я говорю, что этот документ выдан правительством Соединенных Штатов.
Он подозрительно на меня смотрит и говорит:
– Тут написано, что вы живете в Лондоне.
– И что?
Следом за мной стоит девушка с американским паспортом. Я обращаю его внимание, что у нее точно такой же паспорт. Он хватает ее паспорт и рассматривает его. Потом швыряет оба паспорта на стол и обращается к своему ассистенту:
– Уничтожьте эти бумаги.
– Но вы не имеете права уничтожать чужие паспорта. Вы что, совсем ненормальный? – говорю я.
– Ненормальный? – скалится он и обращается к девушке. – Он ваш сообщник? Вы вместе?
– Ничего подобного! Я вообще его в первый раз вижу!
– Но вы путешествуете на одном поезде?
– Ну… да, но…
– И сидите за одним столиком?
– Ну… да, так получилось…
– То есть, вы признаете, что сидите за одним столиком с человеком, которого раньше в глаза не видели? Возможно, вы едите в одном купе? И, без сомнения, делите с ним постель?
– Это неправда! – кричит она.
Солдаты разжигают дровяную печь. Помощник подает голос:
– Прошу прощения, сэр, но мой сын собирает коллекцию. Можно, я заберу одну из этих фальшивок?
– Да, одну – можно. Какую из двух?
– Которая этой девушки, сэр, если можно. Она симпатичнее. Не побоюсь вам признаться, сынишка мой на нее весь издрочится.
– Ну и ладненько. А второй уничтожьте.
Мой паспорт летит в печь. Таможенник поворачивается к другим пассажирам-американцам.
– Вы, все, подходите сюда и сдавайте свои бумажки. Документы, якобы выданные правительством, которое прекратило свое существование двести лет назад…
Среди пассажиров слышен гневный ропот, но солдаты отбирают у всех паспорта и швыряют их в печь.
– Мы с мамой, к вашему сведенью, обо всем сообщим в американское консульство, – воет какой-то турист.
Офицер поднимается из-за стола.
– Ваша валюта представляет ценность и интерес только для коллекционеров. Сомневаюсь, что такие водятся у нас
– А наш багаж?
– Багаж пока конфискован. Получите его в столице по предъявлении действительных паспортов.
Состав набирает скорость. Мы стоим на вокзале маленького городка на Диком Западе начала века: водонапорная башня, немощеные улицы, покрытые красной грязью, привокзальная гостиница и ресторан. Я ухожу, оставляя своих соотечественников размахивать кредитками и дорожными чеками перед любезным китайцем за стойкой, который достает изо рта зубочистку, разглядывает ее кончик и качает головой.
Я иду вдоль по улице, мимо салуна, мимо цирюльни, и сворачиваю на заросшую сорняками улочку: Улицу Без Вести Пропавших. Дома и с той, и с другой стороны выглядят заброшенными. Но чуть дальше здания меняются и улица резко идет под уклон.
БАНИ РАБОТАЮТ КРУГЛОСУТОЧНО. Я захожу в парную с мраморными скамьями. Мальчик, гладкий и белый, как алебастр, манит меня рукой, и я иду следом за ним через лабиринт душевых и парных в вестибюль и дальше – на улицу, на каменную площадку над зеленым откосом, переходящую в каменные же ступеньки, ведущие вниз. Мы ищем такси.
Вместе с ним – его брат-близнец, хромой, одна нога в лубке. Алебастровый мальчик сидит рядом со мной на каменной скамье. У него нет белков, его глаза сплошь нежно-голубые и блестят, как стекло. Он сидит, обнимая меня за плечи, и говорит на странном языке, который представляет из себя последовательность кинокадров и эпизодов из комиксов… мелькают вялые бледные ноги… серебристые ягодицы в темной комнате…
Мой дом повсюду
Я снял домик у реки у человека по имени Кэмел. Река неспешная и глубокая, в этом месте ее ширина – полмили. Вдоль гниющих пирсов бежит немощеная улица. Складские сараи в развалинах, крыши обвалились. Я стою посреди улицы и смотрю на дома. Дома обиты узкой вагонкой, краска облезла, жестяные крыши разделены водосточными желобами, забитыми сорной травой и заросшими ежевикой, ржавые консервные банки, разбитые печи, бассейны со стоячей водой, стоки забиты всяким дерьмом. Я поднимаюсь по крутым деревянным ступеням туда, где раньше было крыльцом с навесом. Навес насквозь проржавел, а внешняя дверь с проволочной сеткой сорвана с петель. Я открываю замок и толкаю входную дверь. Затхлый запах заброшенного жилья и внезапный озноб. Теплый воздух сочится в комнату у меня из-за спины, внутри смешивается с холодным, и там, где тепло соприкасается с холодом, я вижу почти ощутимую дымку, словно горячее марево. Дом размером двадцать на восемь футов.
Слева от двери, на привинченной к стене полке, стоит закопченная керосинка. На ржавой конфорке – синий дырявый кофейник. Над керосинкой есть еще полки с помятыми жестянками бобов и томатов, плюс две банки заплесневелых консервированных фруктов. В дальнем конце – два стула и деревянная койка, у стены – стремянка. Справа от кровати – дверь в туалет с двумя стоящими рядом дубовыми стульчаками, черным от ржавчины ведром и бронзовым вентилем, зеленым от патины.
Я выхожу обратно на улицу и осматриваюсь. С одного конца улица упирается в речку-приток. Я иду в другую сторону, прочь от воды. На углу – хибара с вывеской «САЛУН». Я захожу внутрь. Человек с глазами цвета серой фланелевой рубахи смотрит на меня и говорит: