Городим огород в ладу с природой
Шрифт:
Много факторов способствовало такому пониманию природосообразного сада–огорода, такому проникновению в его суть.
Я уже говорил о бесценном общении с Юлием Фишманом — из отведённых нам судьбою «общих» 35 лет едва ли не половину мы проговорили о деяниях, которые завели земледелие в тупик, и о путях выхода из него.
Много дало мне то, что я сдружился с Н. И. Курдюмовым. Не в пример мне, Ник толерантен, прагматичен, и это даёт больший эффект в нашем общем деле популяризации альтернативного земледелия, чем мои категоричность и ригоризм. Под влиянием Ника я стал чуточку терпимее, хотелось бы сказать — мудрее (если бы такую нескромность стерпела бумага). Впрочем, я ведь имел в виду
34. С Н. И. Курдюмовым — «в степи под Херсоном, где вольные травы…»
Поразило меня понимание проблем земледелия В. Т. Гридчиным — я привычно, будто так и надо, смотрю на Виталия снизу вверх. И не потому, что он высок, а потому, что — глубок.
Общаясь с В. И. Ляшенко, я тихо завидую, как разговаривает Валя с «земелькой», с растениями и животными. И — «наука идёт не в лес, а в голову».
Не могу найти подходящего слова для воздействия, которое произвела на меня встреча с двумя учёными, двумя Олегами: О. А. Войновым — главным инженером–почвоведом Николаевского проектно–технологического центра «Облгосплодородие» и О. В. Тархановым — директором Башкирского Центра переработки органики. Пожалуй, подарок судьбы — лучше не придумаешь.
Вроде бы в исследованиях усвоения солнечной радиации биоценозами и опытах, легших в основу диссертации Олега Войнова, нет ничего такого уж нового и неожиданного для меня — по крайней мере, на качественном уровне. Вроде бы всё это в голове давно бурлило и пенилось, но под влиянием встречи с Олегом Анатольевичем улеглось, разошлось по своим нишам, перешло из подсознания в сознание. Мне, математику, явно недоставало, например, тех количественных оценок, к которым пришёл Олег. В следующей части книги я с удовольствием расскажу о его работах подробнее.
Да и то, о чём мы говорили с Олегом Тархановым, казалось бы, мне — не в диковинку. Но по–настоящему «дошло» лишь после встречи с Олегом Владимировичем. Мы съедаем всего 5% мирового объёма продукции растениеводства, ещё 5% идут на технические нужды — остальные же 90% скармливаются скоту и птице. Потом 80% становятся «отходами» — навозом и практически полностью исключаются из кругооборота органики — основы жизни на Земле (нельзя же всерьёз говорить о тех жалких тележках навоза, что оказываются на дачах «за бутылку», или о тех десятках тележек, что вывозятся на поля, прилегающие к фермам). Эти колоссальные объёмы «реквизиции», будучи возвращёнными земле подходящим безопасным способом, могли бы стать побудителем невиданного взрыва плодородия, а могут — косвенно — привести к войне за передел стремительно тающего материка «Плодородная земля». Войне, победителей в которой не будет.
И уж никак не переоценить «ударное» влияние на меня всего того, что видел в Альпах, в поместье Krameterhof. То, как Зепп Хольцер исключительно силой мысли управляет своим поместьем — невообразимо. Уму непостижимо, как он вросся в природу, как чувствует единство всех природных процессов, как видит всё — и в целом, и в деталях — подчас под непостижимым ракурсом. Ни одного, ни малюсенького шага против природы, и потому — её властелин. Если бы Хольцер был современником Роджера Бэкона, то к своему изумительному афоризму «природой рулят её рулями» Бэкон добавил бы «…как Хольцер».
Долго прицеливался я, чтобы выбраться в село Михайлики, где чудодействует С. С. Антонец. Когда мечта сбылась,
Я благодарен судьбе за то, что она свела меня с людьми настолько замечательными, настолько «эксклюзивными», что было бы непоправимым грехом не набраться у них ума–разума. И низко кланяюсь этим посланцам судьбы за то, что они вовремя «подвернулись» ей под руку.
Я становился чуточку другим после каждой лекции в Клубах органического земледелия, после каждой экскурсии к нам в огород. И было бы непростительным грехом не воздать должное каждому моему слушателю и гостю.
Я, слава Богу, вырос на книгах, а не на телевидении, и, естественно, на сердце оставался след от каждой прочитанной книги, вышедшей из–под пера писателя, скажем, Толстого, Короленко, Тендрякова, Губермана… Скажите на милость, ну как пройти мимо таких строк Губермана о весне:
Земля весной сыра и сиротлива, Но вскоре, чуть закутавшись в туман, Открыто и безгрешно–похотливо Томится в ожидании семян.Этот «рубенсовский» образ земли не нов для меня, но облечь его в такие слова под силу лишь настоящему писателю. У читателей ещё будет возможность увидеть, как неравнодушен автор к Губерману.
Проникновению в суть природосообразного земледелия помогала и периодика. Взять хотя бы такой курьёзный факт. Как–то довелось мне тесно «пообщаться» с Zoobooks (журналом про животных, издающимся в США для самых маленьких), почитать про насекомых, паучков, «гадов» и прочих зверюшек. Они устроены, и жизнь их организована настолько совершенно, что мне пришла в голову мысль на грани богохульства: «Венец творения — человек — был создан по «остаточному» принципу». Можно люто завидовать, например, системе дыхания насекомых (все мышцы питаются кислородом непосредственно из воздуха), благодаря которой насекомые не знают вообще, что такое усталость. А каков «пилотаж» мухи! И снова показалось мне, что Создатель что–то имел в виду, устроив насекомых так совершенно, что они принципиально неуничтожимы.
Огород без паучков, жаб, воробушков и прочих тварей, составленный, к тому же, из монокультурных лоскутов, — и не огород вовсе, а так, нечто, позорящее и уничтожающее Землю. И творца огорода — тоже. Я и до чтения Zoobooks не любил лишний раз потревожить огород лопатой или сапкой, а теперь убеждён, что почти всякий раз — лишний. Потому что каждый копок или «тяпок» брутально вмешивается в жизнь богатейшей почвенной фауны — пауков, насекомых, жаб, ужей, ежей, червей, бактерий.
Когда огород понимаешь не как простую сумму самостоятельных «производств», а как единое живое сообщество, то меняется — подчас на противоположное — и понимание роли отдельных его членов.
Пусть, например, среди прочих овощей и фруктов растут в огороде подсолнухи. В конце лета, когда подсолнухи начинают созревать, на них сосредоточивается пристальное внимание воробьев. Что поделаешь: имени своему — вора–бей — надо соответствовать. И пускается «нормальный» огородник во все тяжкие — и чучела ставит, и муляжи змей раскладывает, и сверкающие кусочки магнитофонной ленты развешивает, и шапки подсолнухов в пластиковые пакеты и старые тряпки одевает, и сам руками беспомощно машет. Подчас помогает. А «нормальным» я назвал огородника за целеустремленность — раз уж подсолнухи посажены, они должны дать максимальный урожай.