Городок Окуров
Шрифт:
– Я ведь давно-о! Я вас - так люблю...
Отталкивая его, она шёпотом говорила:
– Ну, скорее, - ах, да скорее же...
Сима не понимал её слов, она грубо схватила его, поспешно отдалась и потом сразу спокойно сказала, вздыхая глубоко и ровно:
– Ну, вот! Теперь ты будешь ходить ко мне, - будешь? Я скажу дворнику, чтобы пускал тебя!
Движением локтя она отстранила его от себя и встала, высокая и красивая.
– Ты знаешь - у меня муж есть?
– спросила она, испытующе
– Знаю!
– прошептал Сима.
– И любовник тоже есть...
Он смотрел в лицо ей, растерянно улыбаясь, пошатывался и молчал.
– Ну? Как же ты теперь будешь?
– любопытно спросила она.
– Я скажу ему...
Лодка вздрогнула, выпрямилась.
– Что скажешь? Кому?
– Вавиле. Ничего!
– успокоительно и радостно проговорил юноша.
– Я уж сам, вы не бойтесь...
Что-то ласковое, почти материнское мелькнуло в глазах Лодки.
– Не смей, - строго сказала она.
– Дурачок, - разве это можно?!
И, положив тяжёлые руки на плечи юноши, ласково продолжала:
– Он убьёт тебя, дурашка ты! Ты - молчи!
Повернула его и, легонько подталкивая, шептала:
– Ну, уходи теперь! Иди, прощай! Смотри же, молчи! Помни - убьёт!
Он пытался обернуться к ней - ему хотелось обнять её, но, когда он обернулся, она уже быстро и не оглядываясь шла прочь от него. Юноша неподвижно стоял над кучей полугнилого мусора, дремотно улыбался и смотрел влажным взглядом в кусты, где - точно облако - растаяли мягкие белые юбки.
Лодка шла так быстро, точно боялась, что кто-то неприятный остановит её. Подпрыгивая по лестнице, вбежала в свою комнату, заперла дверь на ключ, схватилась за спинку кровати и глубоко вздохнула.
В полутьме комнаты скорбно мигал синий глаз лампады, вокруг образа богоматери молитвенно качались тени.
Женщина долго смотрела в угол, потом бесшумно опустилась на колени точно прячась за высокой спинкой кровати - и, сложив руки на груди, громко, льстиво зашептала:
– Пресвятая богородица, помилуй рабу твою, окаянную грешницу Глафиру!
Слава Симы Девушкина перекинулась через реку: земский начальник приказал привести к нему поэта, долго слушал его стихи, закрыв глаза и мотая головой, потом сказал:
– Надо учиться тебе, ты мало грамотен! Читать любишь?
Утомлённый чтением и напуганный строгим лицом земского, Сима молчал.
Штрехель погладил бритые щёки ладонями, внимательно оглядел нескладное тело стоявшего у притолоки и заговорил снова:
– Надо читать, братец мой! Пушкина надо читать! Знаешь Пушкина?
– Нет.
– Как?
– удивился земский.
– А помнишь в школе:
Встаёт заря, идёт разносчик,
На биржу тянется извозчик...
Это и
– В церковно-приходской.
– Ага, да! Но - Пушкина надо знать! Я тебе выпишу его книги, у меня нет сейчас, я выпишу из губернии. Что, у тебя здоровье слабое?
– Слабое, - эхом отозвался поэт.
– Надо лечиться! Ты ходи по праздникам гулять в Черёмухинский бор, там - сосны, это очень полезно для тебя.
Дал Симе полтинник и ласково проводил его до прихожей.
Отец Исайя Кудрявский тоже одобрял стихи Симы.
– Похвально, Симеон, похвально!
– говорил он, поматывая благообразной головой.
– Очень одобряю. И направление мысли и простота штиля - весьма трогает душу! Трудись, юноша, не зарывай в землю богом данного таланта и с помощию Симеона-богоприимца - молитвенника твоего - поднимешься, гляди, из мрака до высот. Вино - испиваешь?
– Нет, - сказал Сима, вздохнув, - вредно мне!
– Так! Это тоже похвально!
– произнёс отец Исайя, Когда поэт подошёл под благословение - сунул ему в руку три больших пятака и объяснил: - Это тебе на нужды твоя и за труды по чтению сочинений, кои - повторю - весьма и весьма заслуживают всяческих похвал!
Приглашали Симу и другие образованные люди города; он торопливо и робко говорил стихи, глотая слога и целые слова, и уходил, одаренный двугривенными и гривенниками.
Даже торговцы базара иногда зазывали его в лавки и, внимательно прослушав, награждали пятаком или алтыном. Некоторые, помоложе, советовали:
– Ты бы, парень, весёлое выдумал чего-нибудь, а то уж скучно больно! Весёлое-то - можешь?
– Нет, - отвечал Сима печально и виновато.
– Это жаль!
Доктор Ряхин, заставив поэта прочитать стихи, воскликнул, усмехаясь:
– Вот ещё одна жертва ненужная!
А потом записал несколько стихотворений, обещая куда-то послать их, но при этом сказал, потирая свои сухие руки:
– Длиннейший мой юноша! Всё это, может быть, недурно, только - едва ли своевременно, да! Ничего не обещаю, но непременнейше пошлю в разные места.
Он денег Симе не дал.
Девушкин начал прятаться от людей, ходил в город всё реже и только когда не мог избежать этого. Ясно видел, что никому не нравится, все смотрят на него с любопытством и нет людей, которые привлекали бы его сердце. Его длинная фигура, с неуклюжею головою на уродливо тонкой шее, жёлтое, костлявое лицо и пустые глаза, его робость, скрипучий, срывающийся голос и неподвижные, лишние руки - весь он не возбуждал в людях симпатии.
Наконец случилось нечто, оттолкнувшее от него горожан: однажды податной инспектор Жуков удил рыбу неподалеку от Симы и вдруг обратился к нему с приказанием: