Городские легенды
Шрифт:
Verdad, я и сейчас не знаю, кто я и где мое место. Когда я стою перед зеркалом, то вижу, что muchacha [26] , которая рассматривает меня так же внимательно, как я ее, и впрямь повзрослела – с виду. Но внутри-то мне по-прежнему пятнадцать, никакой разницы.
Так когда же это происходит?
Может быть, никогда.
Ну и Польша.
8
Учитывая все обстоятельства – Верхний Фоксвилль все-таки, – денек для прогулок по мусорным кучам выдался совсем неплохой. В небе такой пронзительной голубизны, что глаза резало, ярко светило солнце. Хорошо, что я темные очки
26
Muchacha – девочка, девушка (исп.).
И что это за страсть у людей – колотить окна, бутылки и прочее в том же духе? Такое впечатление, что стоит человеку увидеть целое оконное стекло, и камень сам прыгает ему в руку. Может быть, все дело в звуке – просто интересно слушать, как оно разбивается. И чувство при этом такое, такое… не знаю даже, как сказать. Мурашки бегут по коже, что ли. Как там у Ника Лоу поется? «Люблю звук разбивающегося стекла». Меня-то это, конечно, не трогает, ну по крайней мере больше не трогает. Да и вообще если кому-то надо бить стекла, то пусть лучше делают это здесь, чем на улицах, где полно прохожих и велосипедистов.
Проведя в Катакомбах с час или около того, я почувствовала себя настоящей панкершей. Так всегда бывает, стоит мне надеть кожаную куртку. Я, конечно, не совсем machona [27] , в том смысле, что любое насилие не по моей части, – но куртка придает мне ощущение крутизны. Кажется, будто на ней крупными буквами написано: «Не подходи, убьет». По правде говоря, желающих поблизости не оказалось.
Долгое время я не видела никого, кроме пары барбосов, но и эти одичавшие, шелудивые perros [28] держались на почтительном расстоянии. Заворачивая за угол, я наткнулась на крысу, которая была настроена далеко не столь миролюбиво. Сначала она попыталась отстоять свое жизненное пространство, но стоило мне запулить в нее камнем, мгновенно слиняла.
27
Machona – здесь: крутая (исп.).
28
Perros – собаки (исп.).
Для наркоманов и прочего отребья было еще слишком рано, их время наступит ближе к вечеру, зато старухи мешочницы уже вышли на промысел: весь имеющийся в наличии гардероб на себе, скудные пожитки уложены на тележку или рассованы по пластиковым мешкам. Все чаще стали попадаться пьяницы, отсыпающиеся по заблеванным, пропахшим мочой парадным, и бездомные, которые грелись у костерков, выжидая, когда настанет время собирать субботнюю дань с прогуливающихся по улицам Кроуси и Фоксвилля обывателей. Меня мороз по коже драл от их взглядов – они пялились на меня так, будто хотели сказать: ты же не наша, какого черта ты здесь делаешь? И были, в сущности, правы. Интересно, поверили бы они мне, если бы я сказала, что охочусь на бигфута? Вряд ли.
Про запах я говорила? Если вам доводилось когда-нибудь бывать на свалке, то вы меня поймете. Липкая кисло-сладкая вонь насквозь пропитывает волосы, одежду и застревает в них, кажется, навсегда. Причем сам человек привыкает довольно быстро – я, например, перестала ее замечать минут через пятнадцать, – но сидеть рядом с собой в вагоне метро я бы не хотела.
Убив таким образом не меньше часа, я развернулась и взяла курс на запад, к Йор-стрит, в поисках Лори. Мне даже стала нравиться эта игра в казаков-разбойников среди развалин Верхнего Фоксвилля. Я так увлеклась, что едва не налетела на них.
Вот именно, на них. Все оказалось так, как я и думала. Лори сидела на полуразрушенном крыльце какого-то дома и потягивала пиво, то и дело передавая банку парню, которого я знала, его звали Байрон Мерфи. У его ног лежал пакет, из которого высовывалось нечто подозрительно похожее на лапу плоской обезьяны. То есть на плоскую лапу от костюма обезьяны, в котором в тот момент никого не было. Короче, какая разница, все равно обезьяна была плоская.
Байрон работал терапевтом в спортивной клинике университета Батлера. Как почти все бывшие бойфренды Лори, он остался ее другом, даже когда близкие отношения между ними кончились. Со мной такого почему-то никогда не случается. У меня расставание с любым парнем обязательно сопровождается ураганом предметов домашнего обихода, летящих в его голову. Всему виной мой латиноамериканский темперамент, скажете вы.
Я тут же сдала назад, но можно было не беспокоиться. Они меня не заметили. Сначала я хотела пойти поискать Рут, но быстро поняла, что с этим придется подождать. Сейчас главное – не пропустить ни одной подробности, заснять на пленку все: и как Байрон натягивает костюм обезьяны, и как они вместе готовят кадр – в общем, все. Может, я даже отошлю пленку в «Дейли джорнал» – ПОДДЕЛЬНЫЙ БИГФУТ ПОЙМАН С ПОЛИЧНЫМ, – и тогда мы с Лори будем квиты.
Выбирая место, откуда обзор будет получше, я присмотрела заброшенный кирпичный дом, пробралась в него и там спряталась. Для начала я осмотрелась, убедилась, что рядом никого больше нет, потом устроилась у окна, откуда Лори и Байрон были видны как на ладони, и приготовилась ждать.
Ну все, Лори, попалась.
9
По-моему, лучший способ поквитаться с любителем розыгрышей – загнать его в его же собственную ловушку. Вот вам никогда разве не хотелось посмотреть на ведущего программы «Скрытой камерой» в таком же дурацком положении, в какое попадают обычно его жертвы? Мне еще ни разу не удавалось разоблачить Лори – только не думайте, что я не пыталась. (Напомните мне как-нибудь, чтобы я рассказала вам историю про тридцать четыре пиццы и одного священника.) У Лори, в отличие от других людей, мысли не вытекают одна из другой и даже не перескакивают с одного на другое. Голова у нее работает как-то наперекосяк, и угадать, к чему она клонит, невозможно, потому что никогда не знаешь, с чего она начала.
Это у нее, наверное, от матери.
Может, Польша тут и ни при чем, зато генетика очень даже.
10
Полчаса я ждала, пока они достанут из сумки костюм обезьяны. Байрону он был не совсем впору, но издалека смотрелся неплохо. Я была уверена, что Лори поставит его на другой стороне улицы в тени домов, наведет объектив, а снимая, чуть повернет камеру. Нет ничего лучше расплывчатой, темноватой фотографии, когда снимаешь бигфута или летающую тарелку.
Я, конечно, пожалела, что у меня нет приличного фотоаппарата с телеобъективом, но не сомневалась, что мой «Виторет» справится. В конце концов, мне ведь не конкурсную работу снимать. Да и фотографии, если что, всегда увеличить можно.
Я сфотографировала все. Сначала Байрона, когда он натягивал костюм. Потом как Лори ставила ему позу и делала снимки. И, наконец, как они уходили. До чего мне хотелось тогда свеситься из окна и закричать им вслед: «Бе-бе-бе!», но я промолчала. Едва они скрылись из виду, я, держа фотоаппарат обеими руками, направилась к задней двери, которая выходила прямо в Катакомбы.