Городской тариф
Шрифт:
Наркоман и мелкий наркоторговец Щеколдин по кличке Чигрик несколько лет состоял у Седова на связи, снабжал его информацией, давая возможность вскрывать более или менее крупные группы и оказывая множество всяческих полезных любому оперативнику услуг, но постоянное употребление героина не могло не сказаться на интеллекте, и Павлу некоторое время назад пришлось полностью отказаться от его услуг. Лучше совсем не иметь источника, чем связываться с такими протухшими мозгами. На спецучете Щеколдин-Чигрик, однако, стоять продолжал. На всякий случай. И вот теперь менты из Мневников им заинтересовались и начали пробивать по всем базам данных, как открытым, так и закрытым. Когда получили запрос, то, как и полагается, дали ответ, мол, по нашей базе не проходит.
Согласно тем же самым правилам Павел должен как можно быстрее (мало ли, какая нужда, а вдруг и в самом деле срочная) отзвониться и выяснить, кто интересуется Чигриком и зачем.
Надо звонить. Но сил нет Лучше еще выпить.
Через полчаса Седов немыслимым усилием взял себя в руки и набрал номер, записанный на листке корявым неуверенным почерком.
– Вы делали запрос на Щеколдина Алексея, - начал он, с трудом выдавливая слова.
Хмельная одурь начала было уплотняться, еще немного - как раз столько, сколько нужно, чтобы закончить разговор с опером из Мневников, - и она превратится в вожделенное ватное одеяло, которое укутает сознание и сквозь которое невозможно будет вдохнуть воздух, а вместе с ним и не дающий покоя вопрос: зачем, Мила? Почему? Почему Канунников?
Голос в трубке что-то говорил, и одеяло вновь стало растворяться, делаться тонким до прозрачности и рваться по швам. Чигрика больше нет Алешка Щеколдин убит.
Да и черт с ним! Не до него сейчас.
Зачем, Мила? Ну как же так? Для чего? Чего тебе не хватало?
Человек по имени Файзулло не видел ничего плохого в том, чтобы «дружить» с ментами. Он был улыбчив, доброжелателен и с готовностью согласился отвести Каменскую к владельцу магазинчика, выросшего на месте бывшей палатки, где Милена Погодина когда-то торговала продуктами. Впрочем, возможно, он на самом деле не хотел ссориться с Равилем, который настоятельно рекомендовал ему «оказать содействие». Настя до последнего сомневалась, о той ли Милене идет речь, и жалела, что не прихватила с собой фотографию, которая так и осталась у Равиля. Однако все сомнения рассеялись еще по дороге, когда Файзулло, толстый, усатый, с необъятным животом и лоснящимися губами, сказал:
– Мы землякам своим всегда помогаем, а как же! Света у нас, например, до сих пор работает.
Настя вздрогнула.
– Света? Светлана Зозуля?
– Ну да, она.
Ну вот, не было ни гроша, и вдруг алтын. Так всегда бывает.
В магазин они вошли со служебного входа. Настины опасения оправдались: в небольшом помещении, совмещающем кабинет директора со складом, был накрыт стол. Восточное гостеприимство. Ну а как же, человек не откуда-нибудь с улицы - от самого Равиля пришел! Файзулло представил ей хозяина магазина, высокого сутулого старика по имени Хаким, и отбыл. Он деловой человек, недосуг ему за обильно накрытыми столами рассиживаться со всякой мелкой сошкой вроде этого Хакима, это уж он исключительно из уважения к уважаемому Равилю и его уважаемой протеже сюда приехал, чтобы уважение сделать… Обижать старика Хакима Насте не хотелось, ничего плохого он не сделал, а то, что у него работают нелегалы, то есть люди, не имеющие российского гражданства и регистрации, - забота местного участкового, а никак не оперативника с Петровки. Так что за стол она все-таки присела и даже отщипнула веточку винограда.
– Вы помните Милену Погодину?
– Конечно. Несчастная девочка! Но в конце концов ей повезло.
– Почему несчастная и почему повезло?
– Она красивая была - мцм!
– Хаким сделал выразительный жест рукой.
– Пальчики оближешь! Только зубов там, сзади, не было, муж выбил, но так-то не видно было, незаметно. Хотела артисткой стать, в институт поступала, провалилась, пошла работать в магазин.
– В ваш?
– В мой - это уже потом, а сначала она у другого хозяина была, не из нашей диаспоры. Ее туда Света устроила. Хозяин плохой был человек, очень плохой, хотел, чтобы Мила с ним спала. Она не стала, и он ее выгнал. Тогда она к нам пришла. Вот.
– Долго она у вас работала?
– Полгода примерно.
– И когда это было?
– О, давно, давно было. Лет пять или шесть назад. Вы кушайте, кушайте.
– Спасибо, - поблагодарила Настя.
– А почему она от вас ушла?
– Другую работу нашла.
– Какую - не знаете?
– Не знаю, - покачал головой Хаким.
– Ушла - и ушла. Значит, та работа лучше была.
– А почему вы сказали, что ей повезло?
– Так ведь другую работу нашла. Раз ушла, значит, та работа лучше. Разве не повезло?
Да, старик Хаким явно не из болтливых. То ли от природы неразговорчив, то ли осторожничает сверх всякой меры. А может быть, и в самом деле ничего толком не знает. Какое ему дело до продавщицы? Желающих занять свободное место - пруд пруди, уходишь - другую наймем. Тем паче было все это давным-давно, уже и быльем поросло. Он ведь даже не спросил, почему женщина из уголовного розыска задает эти вопросы. Нет ему до Милены Погодиной никакого дела.
– Скажите, Хаким, как мне поговорить со Светланой? Она сегодня работает?
– Сейчас позову.
Он легко, несмотря на солидные года, поднялся с низкой скамеечки и вышел в торговый зал. Через минуту перед Настей стояла та самая Света Зозуля, школьная подружка Милены. Если не знать, что девушки когда-то учились в одном классе, можно было бы решить, что Света лет на десять старше своей подруги. Толстая до бесформенности, с редкими сальными волосами, при разговоре во рту мелькает несколько золотых коронок. Если она и была прежде юной красавицей, то теперь об этом напоминали только огромные яркие глаза в обрамлении длинных пушистых ресниц.
– Хаким сказал, вы насчет Милы?
– она первой начала разговор.
– Я давно с ней не виделась. А чего с ней?
В течение следующих десяти минут Настя с сочувственным терпением пережидала бурный поток слез. Светлана горевала о своей погибшей подруге искренне и отчаянно. Потом утерла слезы рукавом, высморкалась и начала отвечать на вопросы.
Мила объявилась в Москве, когда сама Светлана, в то время еще свеженькая, аппетитно пухленькая и ясноглазая, жила здесь уже три года, работала в магазине, жила в съемной квартире вместе с еще двумя девушками и была вполне довольна жизнью, поскольку хозяин магазина к ней весьма, благоволил. Мила собиралась поступать «на артистку», но, естественно, не поступила. Один из членов приемной комиссии сказал ей, что артистические данные у нее, пожалуй, есть, но уж очень она скованна и неуверенна, с этим нужно бороться, это следует преодолевать. Как преодолеет - добро пожаловать на прослушивание.
Жила Мила первое время в той же квартире, что и Светлана, в одной с ней комнате. Они даже спали в одной кровати, потому что в тесной комнатушке некуда было втиснуть ни кресло-кровать, ни раскладушку. Провалившись в институт, Мила стала искать работу, и Света предложила помощь: она готова поговорить со своим хозяином, у них в магазине работы для Милы нет, но, может быть, в другом найдется. Милена согласилась принять помощь, и работа нашлась на удивление быстро. Тоже в магазине, на соседней улице, и тоже продавщицей, правда, тот магазин был и не магазином вовсе, а так, продуктовой палаткой, но все-таки… И платить обещали три тысячи рублей в месяц. Только хозяин предупредил, что первая зарплата - не раньше чем через два месяца, новенькая должна еще себя показать, то есть доказать, что, во-первых, умеет торговать и, во-вторых, не ворует. Мила согласилась, взятых из дому денег пока хватало на жизнь, пусть и совсем скромную.