Горожане
Шрифт:
Шурыгину не пришлось долго объяснять, в чем дело. Он почтительно наклонял голову и приговаривал: «Понимаю, Игорь Сергеевич. Все понимаю». А через два дня Галя положила передо мной его заявление на квартиру. Кажется, мы хорошо поняли тогда друг друга, вот почему я был уверен, что Шурыгин не станет болтать.
Я решил проверить свои сомнения и позвонил Шурыгину на работу.
— Ивана Павловича нет, — ледяным голосом отрезала секретарша. (Неужели и Галя так же отбривает всех по телефону?) — Что ему передать?
Я назвался.
— Одну минуточку, — торопливо сказала она, — сейчас соединю.
Шурыгин поздоровался, поинтересовался моим здоровьем (всего час назад я уехал из поликлиники,
Ну, хорошо, если не Шурыгин, кто же тогда? Я принялся вспоминать всех, с кем мог говорить о телефоне, потом — тех, кто был у меня в гостях. Неожиданно меня словно горячей водой окатило. Ну, конечно! И как только я мог допустить эту промашку! Так тебе, дураку, и надо, в другой раз будешь умнее!
Я вспомнил, как во время новоселья (не пригласить Черепанова я не мог, хотя бы из-за того, чтобы в городе было поменьше слухов о наших отнюдь не идиллических отношениях) Вадим вдруг поинтересовался, где Андрюшка, поинтересовался, быть может, из дежурной вежливости, не больше, но я растаял, стал подробно рассказывать о сыне, об Ангелине Антоновне и среди прочего сказал ему о телефоне. Мог ли я предполагать, что именно здесь Черепанов устроит мне ловушку!
Меня угнетала мысль, что Вадим предал нашу дружбу… Нет, друзьями мы никогда не были, но все равно — молодость наша прошла рядом, вместе удирали с лекций в кино, ездили в колхоз на картошку, ему первому я рассказал о своей любви к Люсе…
Мне стало совсем худо. Голова налита свинцом, в затылке печет.
Надо поспать наконец. Задернул шторы, пошел выключать телефон. Взялся за вилку, и тут он зазвонил. Снимать трубку или нет? Ладно, сниму, вдруг что-нибудь важное.
— Игорь Сергеевич? Это Митрохин. Извините, что звоню домой, беспокою, но, кроме вас…
— Ну? — буркнул я.
— Как вы чувствуете себя, Игорь Сергеевич? Надеюсь, ничего серьезного, и я вам не…
— Ну, телитесь, телитесь скорее! — закричал я. Меня вывела из себя эта обходительность. Если звонишь по делу, так и говори, ни к чему разводить светскую болтовню.
Митрохин обиженно проворчал:
— Ну и порядочки у вас на комбинате, разлюли малина! Мы насчет ремонта договорились, а Черепанов отказывается подписать документы.
Единым духом выпалил я довольно замысловатое ругательство; оно зацепилось в памяти еще с тех давних времен, когда я работал на стройке.
— Вот и он говорит то же самое, — отпарировал Митрохин. — Только, что делать дальше, непонятно.
— Неси, Павел Егорович, бумаги к Чантурия. Он подпишет.
Я повесил трубку. Печальная получается перспектива. Если на время моего отпуска доверить штурвал Вадиму, он быстро посадит комбинат на мель. С другой стороны, если обойти Черепанова, Фомич расценит это как сведение личных счетов. Да и по всем канонам положено назначать его, а не главного технолога.
Позвонил в партком — Ермолаев еще не вернулся с митинга. Да, ситуация… И опять мелькнула коварная мысль: а что, если все-таки отдать Черепанову на месяц место у пульта, к которому он рвется? Пусть попробует. Может, тогда и в обкоме узнают
Ну, а что же тогда? Гурама все равно не удастся «пробить». Он, конечно, будет подстраховывать Черепанова, в опасную минуту всегда нажмет на тормоза, но в этом есть и своя несправедливость. А у Черепанова редкая способность увиливать от черновой работы. Как только утвердили его главным инженером, он с головы до пят оброс престижными должностями и званиями: и председатель совета молодых специалистов, и член президиума облсовпрофа, и активный деятель в обществе «Знание»… И бесконечные командировки: Иркутск, Ленинград, Москва. А недавно каким-то загадочным образом пришло персональное приглашение из Румынии. Все это хорошо, но надо когда-нибудь и делами заниматься. Когда я был главным инженером, такой воз приходилось тащить, что ой-ой! И это правильно: директор есть директор, ему отвечать за комбинат в целом, а заниматься производством вплотную, вникать во все мелочи обязан именно главный инженер.
А может, я сам виноват в том, что не загрузил Вадима, продолжал по привычке тянуть полный воз? Но ведь из-под палки работать никого не заставишь. Перепроверять да контролировать — себе дороже обойдется. Да и не тянет Вадим на эту должность, чего уж там скрывать. Нет у него вкуса к самостоятельным поступкам, решениям, которые надо принимать сразу. Когда я уезжал на несколько дней, то безделье его не было особенно заметно. Но если отсутствовал неделю и больше, видел по приезде, сколько накапливалось дел, которые он должен был решить, но не решал. А потом и начальники цехов поняли, что по главным вопросам обращаться к нему бесполезно, и дожидались моего возвращения.
А резолюции! Это ведь курам на смех, какие резолюции ставил он на докладных. Там, где речь шла о конкретном вопросе, который надо было решать срочно, он писал: «Разобраться», «Принять меры». Кому? Какие меры? Однажды я не удержался, показал Ермолаеву письмо с такой резолюцией. Было это как раз в тот момент, когда мы искали причины, почему не ладится дело с беленой целлюлозой. Ларчик открылся просто: цех водоподготовки. Он не обеспечивал нужного качества очистки, и это сказывалось на целлюлозе. Начальник цеха подготовил подробную докладную, я был в отъезде, а Черепанов начертал свое знаменитое резюме: «Принять меры» — и положил бумагу в одну из папок, которые хранились у него в шкафу. Получалось, он написал резолюцию самому себе. Хорошо еще, начальник цеха забеспокоился, поинтересовался, что с его предложениями. Мы принялись искать концы и обнаружили докладную.
Рассказал я секретарю парткома об этом в юмористических тонах, чтобы тот не подумал, будто я жалуюсь, ищу защиты и сочувствия, но смех смехом, а если подумать, то целый месяц комбинат гнал целлюлозу низкого качества… И вот теперь этот человек напролом рвется к власти!
Я почувствовал возбуждение, которое всегда было плохим помощником, но несколько раз в жизни решительным поступкам я был обязан именно такому состоянию, когда море по колено. Набрал номер телефона и продиктовал Гале приказ о том, что на время отпуска исполняющим обязанности директора комбината назначаю главного технолога Чантурия Гурама Шалвовича. Потом вызвал водителя и в его присутствии написал заявление — стиль его был самым парламентским, но вопрос стоял ребром: или я, или Черепанов — вместе работать дальше не считаю возможным. На конверте я сделал пометку: «Весьма срочно!», может быть, Колобаев прочитает заявление уже сегодня.