Горячие деньги
Шрифт:
– Конечно. Какой интерес покупать лошадь после скачек?
– Ну…
– Нет, что ты! Победитель будет стоить миллионы, остальные пойдут за гроши. Вот до скачки – это да!
– Не думаю, чтобы хоть одна из них продавалась, – заметил я. – Но можно попытаться. Сколько ты готов на это потратить? Фаворит выиграл дерби в Эпсоме – это значит, он может стоить около десяти миллионов фунтов. Но тебе придется предложить гораздо больше, чтобы они согласились продать его сейчас.
– Хм… А что ты думаешь об этой лошади?
Я проглотил один-другой изумленный вздох и сказал с невозмутимым видом:
– Это
– А раньше ты ставил на него? – с любопытством поинтересовался Малкольм.
– Да, когда он выиграл дерби. Но он и тогда был фаворитом.
– Так кто же, по-твоему, победит в Триумфальной Арке?
– Ты серьезно?
– Конечно, серьезно!
– Одна из французских лошадей, Мейер Be.
– Мы можем ее купить?
– Никакой надежды. Ее владелец влюблен в своих лошадей, он предпочтет победу на скачках выгодной сделке. Кроме того, он очень богат.
– Как я, – просто сказал Малкольм. – Я не могу не делать деньги. Раньше это меня увлекало, теперь переросло в привычку. Но, ты знаешь, эта история с Мойрой потрясла меня. Меня как громом поразила мысль, что, может быть, у меня чертовски мало времени, чтобы, оставаясь здоровым и сильным, наслаждаться жизнью. Всю жизнь я делал деньги и скопил приличное состояние, и для чего?! Чтобы мои проклятые наследники убили меня из-за этих чертовых денег? Оставим эти страсти для грустных романов. Ты купишь мне хорошую лошадь на эти воскресные скачки, мой мальчик, и мы с тобой поедем и будем во весь голос вопить на трибунах.
Весь день до вечера я провел за телефоном, пытаясь хоть немного заинтересовать кого-нибудь нашим предложением. Я звонил тренерам английских и ирландских лошадей, спрашивал, не согласятся ли хозяева на сделку. Я обещал каждому из них, что он по-прежнему будет тренировать лошадь и, кроме того, мой отец доверит ему первоклассного годовичка стоимостью два миллиона гиней, которого он купил вчера. Некоторые тренеры были на аукционе в Ньюмаркете, их я отыскивал в гостиницах и, переговорив с ними, сразу же должен был разыскать и переговорить с их владельцами. Некоторые из них сразу говорили: «Нет, забудьте об этом».
Наконец, в без четверти восемь, мне перезвонил один тренер из Ньюмаркета и сказал, что его хозяин согласен продать половинный пай на право владения лошалью, если его устроит цена. Я сообщил Малкольму эту новость и цену.
– И как тебе это предложение? – спросил он.
– М-м-м… лошадь отличная, просит он за нее довольно много, тренер – высшего класса.
– О'кей, – решил Малкольм. – Берем.
– Мой отец согласен, – сообщил я в трубку. – И… э-э… жеребенок еще на конюшне в Ньюмаркете. Вы сможете забрать его завтра утром?
Конечно же, он может. Голос тренера звучал оживленно, похоже, он был очень доволен сделкой. Он сказал, что мог бы немедленно оформить все документы, если Малкольм сразу перешлет деньги на счет владельца лошади, и назвал банк и номер счета. Номер я аккуратно записал. Малкольм махнул рукой и сказал:
– Никаких проблем. Завтра же утром, как только проснусь. Он получит деньги к обеду.
Я
– Ну, теперь ты – владелец половины Блу Кланси.
– За это надо выпить. Закажи бутылку «Боллинджера».
Я заказал шампанского в номер и, пока его не принесли, рассказал отцу о том, как встретился с садовником Артуром Белбруком.
– Славный малый, – сказал Малкольм, кивнув. – Чертовски хороший садовник.
Я сдержанно пересказал случай с Мойрой и овощами для выставки, о котором Малкольм ничего не знал.
– Безмозглая сучка! – возмутился Малкольм. – Артур живет в маленьком домике, и огород у него размером с носовой платок, да еще и с северной стороны. Там невозможно вырастить первосортные овощи. Если бы она меня спросила, я бы ей объяснил и велел бы оставить Артура в покое. Хороший садовник сторицей окупает любую поблажку.
– Мне показалось, он философски относится к жизни, – сказал я. – И кроме того, он довольно смышленый. Этот садовник сообразил, что стена палисадника слишком широкая в углу. Он расспросил старого Фреда и узнал о той комнатке, что я там построил. И спрашивал меня, как попасть внутрь, потому что хотел устроить там хранилище для яблок.
Малкольм аж подскочил в кресле, глаза его округлились от страха, голос прозвучал сдавленно и хрипло:
– Господи! Ты ему не рассказал?
– Не-е-ет… – медленно ответил я. – Я сказал, что в комнате ничего нет и она давным-давно замурована наглухо. – Я замолчал, озадаченный. – Что ты там спрятал?
Малкольм снова опустился в кресло. Он еще не совсем пришел в себя от испуга.
– Не твое дело!
– Ты забыл, что я могу просто поехать туда и посмотреть.
– Не забыл.
Он посмотрел на меня в упор. Давным-давно, когда я только задумал и построил вращающуюся кирпичную дверь, Малкольма это заинтересовало. Он день за днем приходил в сад и наблюдал за постройкой, и часто одобрительно похлопывал меня по плечу, загадочно улыбаясь. Стена получилась цельной на вид, цельной на ощупь, да она и была цельной! Но в одном месте сквозь нее проходил толстый железный стержень, от основательного фундамента до балки, поддерживающей крышу. Прежде чем положить новую крышу, я терпеливо просверлил в кирпичах круглые отверстия (немало кирпичей при этом треснуло и развалилось), насадил их на прут и заново аккуратно выложил кусок стены, скрепляя кирпичи известковым раствором, так что края ее совпадали с соседними участками старой стены.
Чтобы открыть комнату, после того как я все закончил, нужно было сперва отодвинуть клиновидный деревянный брус, который надежно подпирал дверь внизу, когда она была закрыта. Потом надо было открыть упругую защелку на внутренней стороне двери, просунув тонкую проволочку через маленькое отверстие в слое раствора на уровне половины моего роста в тринадцать лет. Конструкцию защелки я придумал не сам, нашел в какой-то книжке. Как бы то ни было, когда я все устроил, она работала отлично.
Я был просто счастлив сделать дверь, которую Жервезу никогда не найти. Больше никаких дохлых крыс. Никаких живых птиц, запертых в комнате и в страхе выпархивающих навстречу, едва соберешься войти. Больше никаких вторжений в мою собственную, личную комнату.