Горячие деньги
Шрифт:
– Ты собираешься устраивать эту волокиту с проверками каждый раз, когда мы будем выходить из дому? – недовольно проворчал он.
– Да, пока не поменяем замки.
Это отцу тоже не понравилось, но свое недовольство он выразил только вздохом и тем, что нарочито громко стал скрести по дну жестянки с собачьей едой.
– Налей им воды, – сердито сказал он. Я наполнил миски и поставил на пол.
– Поменять замки не так просто, как тебе кажется. Ты же знаешь, они все врезные и глубоко утоплены в дерево. А замок на парадной двери вообще антикварная штуковина, – сказал Малкольм.
Ключи
– Хорошо, тогда мы закроем парадный вход и спрячем ключи в твой сейф – вот и не нужно будет менять этот замок.
Немного успокоенный, Малкольм поставил на пол миски с кормом, вытер руки и сказал, что настало время пропустить стаканчик шотландского. Я запер изнутри кухонную дверь и прошел за ним в кабинет. Малкольм наполнил два стакана шотландским виски и спросил, класть мне лед или не надо. Я пил обычно со льдом, поэтому снова спустился в кухню достать кубики из морозильника. Когда я вернулся, Малкольм вынул из своего портфеля какие-то бумаги и просматривал их.
– Вот, почитай. Это новое завещание, – сказал он и подал бумаги мне.
Я глянул на дату и отметил, что Малкольм составил новое завещание как раз перед тем, как позвонить мне и помириться. Поэтому я не ожидал найти там свое имя. Но я был несправедлив к отцу. Сидя в кресле и потягивая виски, я прочитал вначале все указания насчет небольших сумм для людей вроде Артура Белбрука, пробрался сквозь темный лес запутанных юридических терминов, все эти «вверяю попечительству» и тому подобное, и наконец добрался до главного.
«Каждой из моих бывших жен – Вивьен, Джойси и Алисии – я оставляю по пятьсот тысяч фунтов.
Мой сын Робин получает назначенное мной обеспечение, а остальное движимое и недвижимое имущество должно быть разделено в равных долях между моими детьми Дональдом, Люси, Томасом, Жервезом, Яном, Фердинандом и Сиреной».
Дальше следовал длинный перечень условий вроде «если кто-нибудь из моих детей умрет раньше меня, его доля переходит к моим внукам, его детям».
В конце было коротенькое примечание:
«Я завещаю моему сыну Яну кусок тонкой проволоки, который он может найти на моем столе. Он знает, что с ним делать».
Удивленный и растроганный, я оторвал глаза от последнего листа и увидел, что Малкольм тихо хихикает.
– Адвокат решил, что это последнее предложение – непристойная шутка и сказал, что я не должен вставлять такое в свое завещание.
Я рассмеялся.
– Я вообще не рассчитывал найти в завещании свое имя.
Он пожал плечами.
– Ну… Я никогда не забывал о тебе. И долго сожалел… я ударил тебя тогда… и вообще.
– Ты же думал, что я заслужил это…
– Да, тогда я так и думал.
Я снова вернулся к началу завещания и перечитал первые параграфы. Там Малкольм назначал меня своим душеприказчиком, несмотря на то что я был только пятым его сыном. Я спросил:
– Почему я?
– Тебе не нравится?
– Почему же… Я польщен.
– Адвокат просил назвать человека, которому я доверяю. Я выбрал тебя.
Малкольм сунул руку в ящик стола и достал кожаный стаканчик с карандашами. Оттуда он вытащил тонкую проволочку длиной
– Если эта потеряется, думаю, ты найдешь другую.
– Конечно.
– Договорились. – Он спрятал проволочку обратно в стаканчик и убрал стаканчик в стол.
– К тому времени, как ты отдашь концы, цены на золото могут взлететь до неба, ты все продашь, и я найду в тайнике одних только пауков.
– Какой ужас!
Мне было очень хорошо с отцом все время после того его первого звонка, и, видимо, ему тоже. Я надеялся, что мне еще очень нескоро придется вскрывать конверт с завещанием.
– Жервез считает, что ты решил растратить сейчас свое состояние, чтобы… э-э-э… чтобы осталось поменьше.
– В самом деле? А ты как думаешь?
– Мне кажется, если ты отдашь деньги семье, а не разным там школьным обществам или кинокомпаниям, то проживешь дольше.
Голубые глаза широко раскрылись.
– Но это же безнравственно!
– Зато практично.
– Я над этим подумаю.
Мы закусили осетриной, но она, похоже, уже начала нам надоедать. Малкольм предложил:
– Завтра приготовим картофельную запеканку с мясом. В холодильнике их полно.
Следующие два дня в Квантуме прошли спокойно. Мы были готовы ко всяким неожиданностям, но, похоже, беспокойство было излишним.
В четверг вечером, гуляя с собаками, мы удостоверились, что садовник уже ушел домой и, завернув в палисадник, наведались в нашу сокровищницу.
Дверь надежно скрывал густой лес крапивы и чертополоха. Малкольм растерянно посмотрел на заросли:
– Проклятые сорняки растут не по дням, а по часам! Я заправил брюки в носки и протоптал дорожку к стене. Примял сорняки, нащупал деревянную подпорку внизу и с усилием ее выдернул. Малкольм наклонился и протянул мне проволочку. Посмотрел, как я нащупываю почти незаметное отверстие в стенке. Проволочка легко скользнула по замурованной в цемент трубке, я нажал посильнее, и защелка внутри отодвинулась – так же легко, как в те времена, когда я только-только устроил свой тайник. Проволочка поддела металлический штырь, и задвижка вышла из паза, а пружинка оттянула ее вверх.
– Я смазал замок. Раньше приходилось попотеть, пока откроешь, там все было покрыто ржавчиной, – сказал Малкольм.
Я толкнул тяжелую каменную дверь, и она со скрежетом повернулась вовнутрь, кирпичные выступы с обеих сторон вышли из своих пазов, но ни один кусочек не отломился.
– Ты хорошо ее построил. Хорошая кладка, – сказал Малкольм.
– Это ты научил меня правильно замешивать раствор, помнишь?
Я шагнул в маленькую комнатку, не больше четырех футов в поперечнике и восьми футов в длину. Она углом сужалась к двери, которая была встроена в одну из длинных стен. В дальнем конце комнаты у стены в несколько ярусов были сложены деревянные ящики из-под винных бутылок. Ближе к выходу стояло две больших картонных коробки, туго перетянутые веревками. Я прошел внутрь и попробовал открыть один из винных ящиков, но он был заколочен гвоздями. Я вернулся к двери и выглянул наружу.