Горячие деньги
Шрифт:
На месте гостиной возвышалась гора пыльных осколков кирпича, пластика и дерева. Части мебели силой взрыва вынесло наружу, они валялись тут и там, на траве и в кустах. Спальня Малкольма, которая была как раз над гостиной, превратилась в безобразное месиво бесформенных обломков. Остальные спальни, которые были на втором этаже, тоже провалились вниз. Крыша, с фасада казавшаяся почти целой, сзади была сметена напрочь, старые стропила вздыбились и торчали в небо, как переломанные ребра.
Моя спальня была рядом со спальней отца. Теперь о ней напоминали только обломки досок с пола, полоска
Малкольма начало трясти. Я снял пиджак и набросил ему на плечи.
– У нас не было газа. Моя мать боялась газа и отсоединила его шестьдесят лет назад, – сказал отец полицейскому.
Холодный ветер взъерошил волосы Малкольма, и отец внезапно показался мне таким хрупким и беззащитным, что даже порыв ветра мог бы сбить его с ног.
– Ему нужно сесть, – сказал я.
Полицейский беспомощно развел руками. Стульев не было.
– Я принесу стул из кухни. Побудьте с ним.
– Со мной все в порядке, – тихо сказал Малкольм.
– Наружная кухонная дверь закрыта на замок, сэр, и я не могу позволить вам пробраться через гостиную.
Я достал ключ, показал полицейскому и пошел к двери прежде, чем он успел меня задержать. Ярко-желтые стены кухни были на месте, но дверь из гостиной сорвало с петель, и в комнате было полно пыли и битого кирпича. Пыль толстым ковром покрывала все вокруг. Пластиковая обшивка потолка обвалилась кусками на пол. Все стекло и фарфор разлетелось на мелкие кусочки. Герань, сорвавшись с полок, валялась на полу. Алые пятна в пыли – последнее, что осталось от Мойры.
Я поднял кедровое кресло Малкольма, единственную вещь, которая оставалась неизменной при всех сменах домашней обстановки, и отнес на улицу, туда, где остался отец. Он рухнул в кресло, по-видимому даже не осознавая, что делает, и прикрыл рот ладонью.
Пожарники и их добровольные помощники растаскивали части завала, которые могли поднять, но перестали так торопиться, узнав, что мы с Малкольмом живы. Двое или трое подошли к нам, высказать соболезнования, но в основном узнать, уверены ли мы, что никого больше не было в доме во время взрыва.
Так же уверены, как в том, что там должны были быть мы.
Был ли у нас в доме газ? Газовые баллоны? Бутан? Пропан? Эфир?
Нет.
Почему эфир?
Его используют при производстве кокаина.
Мы тупо уставились на них.
Похоже, они уже выяснили, что здесь нет никаких остатков газовых емкостей. Но все равно спрашивали, потому что картина разрушений была характерна для взрыва газа.
У нас не было никакого газа.
Не было ли у нас в доме каких-нибудь взрывчатых веществ для хозяйственных или иных нужд?
Нет.
Казалось, время остановилось.
Женщины из поселка, как всегда во время каких-либо бедствий, принесли работавшим мужчинам горячий чай в термосах. Они подали чашки и нам с Малкольмом и нашли для него где-то красное шерстяное одеяло, так что я снова натянул свой пиджак. Из-за порывистого ветра было холодно. Небо застилали тяжелые серые тучи, и солнце тоже казалось припорошенным пылью.
В саду у края лужайки собралась огромная толпа людей из поселка,
– Господин Пемброк! – обратился он к Малкольму, как к старому знакомому.
Малкольм точно так же ответил:
– Старший инспектор.
Его голос заметно дрожал. Ветер немного утих, но Малкольм продолжал трястись даже под одеялом.
– А вы, сэр? – повернулся ко мне инспектор.
– Ян Пемброк.
Он поджал губы, рассматривая меня. Это с ним я тогда говорил по телефону.
– Где вы были этой ночью?
– В Лондоне, вместе с отцом. Мы только что… вернулись.
Я твердо смотрел в глаза старшему инспектору. Я мог чертовски много ему порассказать, но решил пока не торопиться.
Он уклончиво произнес:
– Мы вызовем экспертов по взрывчатым веществам, поскольку эти разрушения, если в доме не было газа, могли быть вызваны взрывным устройством.
«Почему он прямо не сказал – бомбой?» – раздраженно подумал я. К чему эта игра словами? Если он рассчитывал на какую-нибудь реакцию со стороны Малкольма или меня, он ничего не дождался, потому что оба мы поняли все, как только подошли к подъездной дорожке.
Если бы дом просто сгорел, Малкольм бы сейчас деловито бегал вокруг, давал указания, помогал выносить обломки, расстроенный, но полный решимости. Но этот взрыв его напугал и поверг в уныние и безразличие. Если бы Малкольм этой ночью заснул в своей постели, он уже никогда не проснулся бы, не пошел умываться, не прочитал бы утреннюю «Спортивную жизнь», не съел бы завтрак в «Ритце»…
Собственно, я тоже.
– Вижу, вы оба потрясены. Здесь, конечно, разговаривать невозможно, поэтому давайте проедем в полицейский участок, – ровным голосом, осторожно предложил старший инспектор, чтобы создать для нас хотя бы видимость свободы выбора.
Я напомнил:
– А что будет с домом? Он же открыт всем ветрам. Не говоря уже об этой громадной дыре, ни в одном окне не осталось стекол. В доме было много дорогих вещей… серебра… ценные бумаги в отцовском кабинете… кое-что из обстановки.
– Мы оставим здесь патруль. Если хотите, мы наймем кого-нибудь, чтобы забили окна досками, и свяжемся с ремонтной организацией. У них должен быть брезент, чтобы затянуть пролом в крыше.
– Перешлете мне счет, – безвольно и тихо сказал Малкольм.
– Ремонтная компания обязательно предъявит вам счет.
– Все равно, спасибо, – сказал я.
Старший инспектор кивнул.
«Похороны Квантума», – подумал я. Доски на окна – вместо гроба, траурное покрывало на крышу… А потом руины можно спокойно предать земле. Даже если какая-нибудь строительная компания сможет достаточно хорошо восстановить дом, захочет ли отец его отстраивать и жить здесь с такими воспоминаниями?