Горячие деньги

Фрэнсис Дик

Все понимали.

Пожарник продолжал, показывая на стену, за которой раньше была гостиная, а с другой стороны сохранилась столовая:

– Возьмем вот эту стену. В ней проходит дымовая труба, это одна из несущих опор всего сооружения. Эта стена поднимается до самой крыши. С другой стороны дома – точно такая же стена Эти массивные стены предотвратили распространение взрывной волны в стороны, не считая незначительных по площади дверных проемов. – Он повернулся к Малкольму: – Мне довелось повидать немало разрушенных домов, сэр, и большинство из них были взорваны. Газ, знаете ли, взрывается довольно часто. Имейте в виду, вам придется нанять хорошего специалиста, чтобы

снять план дома. И глядя на эти развалины, должен вам сказать, что вы еще немало побегаете, если решите отстраивать. Ваш добротный старинный викторианский особняк готов рухнуть, как карточный домик.

– Спасибо, – тихо сказал Малкольм.

Пожарник кивнул.

– И не верьте, если какой-нибудь подрывник-любитель будет говорить вам что-то другое. Терпеть не могу людишек, которые ради своей выгоды способны допустить, чтобы произошло несчастье. Я таких слишком много повидал на своем веку, и они меня ужасно раздражают. Я сказал вам чистую правду. И так или иначе, мне нечего больше добавить.

Я тоже поблагодарил его от имени всего семейства.

Удовлетворенный, пожарник кивнул мне, и тут Жервез наконец подал голос:

– А что это была за бомба?

– Что касается этого, точно сказать не могу. Лучше подождать экспертов. – Пожарник повернулся к инспектору: – Мы отключили электричество на распределительном щите в гараже сразу, как приехали, и перекрыли воду в главном коллекторе возле ворот. Бак с водой на чердаке поврежден взрывом, и вода все еще текла, когда мы прибыли, так что вся она теперь внизу под развалинами. Я не нашел ничего, что могло бы самопроизвольно воспламениться. На верхний этаж можно попасть только по приставным лестницам, лестница в доме завалена. Не знаю, в каком состоянии внутренние стены вверху, мы осмотрели их только через окна, в дом не пробирались. Будьте осторожны, когда станете там все проверять. В мансарду мы тоже не лазили, посмотрели ее с верхнего конца лестницы. На первом этаже хорошо сохранилась столовая и большая комната с другой стороны дома, кухня тоже, и передняя комната в дальнем конце здания.

– Мой кабинет, – сказал Малкольм.

Старший инспектор кивнул, и я понял, что он неплохо помнит расположение комнат со времени прошлых визитов.

– Мы сделали здесь все, что могли, – сказал пожарник. – Вы не против, если мы теперь уберемся?

Старший инспектор не возражал. Они отошли вдвоем с пожарником на несколько шагов, чтобы переговорить наедине. Семейство потихоньку начало оживляться после получасового молчания.

К нам подобрались фоторепортеры, стали снимать семью на фоне руин. Двое газетчиков начали приставать с какими-то расспросами. Только Жервез воспринимал это как должное и охотно отвечал им. Малкольм снова опустился в свое кедровое кресло, которое все еще стояло здесь, и поплотнее завернулся в шерстяное одеяло, спрятавшись в нем по самые глаза.

Вивьен заметила это и тут же пристала к нему, требуя уступить ей место, потому что она устала, а Малкольм, как всегда, думает только о себе, это так для него характерно – занять единственное кресло, и это возмутительно по отношению к ней, ведь она, в конце концов, уже немолодая женщина. Неприязненно глянув на нее, Малкольм поднялся и отошел подальше. Вивьен с довольной улыбкой устроилась в кресле. Моя неприязнь к ней обострилась до предела.

Алисия, оправившись от потрясения, демонстрировала репортерам бездну отчаяния, расточая направо и налево волны своего женского обаяния, затмив даже детские ужимки Сирены. Глядя на них обеих, я подумал, как тяжело, наверное, Сирене с матерью, которая изо всех сил отказывается

от материнского отношения к детям. Которая в свои пятьдесят все еще одевается как восемнадцатилетняя девица. Которая из года в год мешала дочери взрослеть. Девочкам нужны добрые и заботливые мамы, считал я, а у Сирены такой мамы не было. Мальчикам тоже это нужно, и Джойси тоже не слишком обо мне заботилась, зато у меня всегда был отец, и, наконец, у меня была Куши. А у Сирены не было ни того, ни другого. Вот в чем основное различие между нами.

Эдвин пережил такое же тяжкое разочарование, как и Дональд, когда оказалось, что Малкольм жив. Заметив мой насмешливый взгляд, он горько сказал:

– Тебе-то хорошо… А меня Малкольм терпеть не может и даже не старается этого скрывать. Он достаточно ясно мне об этом сказал, и я не вижу, почему бы я должен был сильно из-за него волноваться. Я, конечно же, не хочу, чтобы он умер…

– Конечно же нет, – подтвердил я.

– …Но, собственно, если уж так случится… – Он замолчал, не решаясь высказываться так откровенно до конца.

– Тебя бы это вполне устроило? – закончил за него я.

Он прочистил горло и сказал:

– Нет, я бы просто смирился с этим, и все.

Я чуть не рассмеялся.

– Браво, Эдвин! Черт тебя побери!

– Я смирился бы и с твоей смертью, – сердито буркнул он.

«Не сомневаюсь», – подумал я. Другого я и не ожидал.

– Ты разбираешься в бомбах? – спросил я у него.

– Что за нелепый вопрос! – возмущенно сказал он и отошел. А я вспомнил заметки Нормана Веста, где было сказано, что Эдвин почти каждый день часами сидит в общественной библиотеке. Готов побиться об заклад, в книгах можно было прочитать, как сделать бомбу, если хорошо поискать.

Беренайс злобно заявила:

– Это из-за тебя Томас потерял работу!

Я удивленно уставился на нее.

– Как ты до такого додумалась?

– Он так беспокоился из-за Малкольма, что не мог собраться с мыслями и делал ошибку за ошибкой. Он говорил, что ты мог бы уговорить Малкольма помочь нам, и, конечно же, я сказала ему, что ты этого не сделаешь. Что тебе до наших забот? Ты ведь всегда был его любимчиком, – она почти выплюнула последнее слово. Глаза ее метали молнии, вены на шее вздулись от злости.

– Ты так и сказала Томасу? – спросил я.

– Это так и есть! Вивьен говорит, Малкольм всегда любил тебя больше других, а к Томасу он всегда был несправедлив, – гневно обрушилась на меня Беренайс.

– Он всегда относился ко всем справедливо, – уверенно ответил я. Естественно, она мне не поверила.

Беренайс была на четыре или пять лет старше Томаса и вышла за него, когда ей было далеко за тридцать и она (как язвительно заметила Джойси) уже отчаялась заполучить кого-нибудь в мужья. Десять лет назад, когда я был на их свадьбе, Беренайс была стройной, довольно привлекательной женщиной, сияющей от счастья. Томас был горд собой и своим «приобретением». Они выглядели если не влюбленной парочкой, то по крайней мере надежными партнерами, вступающими в семейную жизнь исполненными надежд и готовыми бороться за свое счастье.

Прожив с Томасом десять лет и родив ему двух дочерей, Беренайс располнела и растеряла свои иллюзии относительно брака. Я долго считал, что именно крушение всех надежд сделало Беренайс такой жестокой по отношению к Томасу, но никогда не задумывался о причинах ее разочарования. «Пришло время заняться этим всерьез», – подумал я. Пришло время узнать о каждом из них как можно больше, понять их всех, потому что, может быть, только так я смогу узнать, кто из них не способен на убийство и кто способен.