Горячий контакт
Шрифт:
Я послушался, разделся и лег в постель, пока дежурный не придумал для меня другого занятия – например, чистки гауптвахтенных унитазов зубной щеткой. Служители губы изобретательны в стремлении доказать попавшим к ним «в гости» всю ошибочность их поведения.
Растревоженные нервы и немного разбуженная медиком рана поначалу не давали мне уснуть. Но потом усталость, обескровленный и ослабленный организм сумели доказать мозгу необходимость немного отдохнуть. И я снова уснул.
Меня разбудил шум открываемой двери и включенный свет. Стояла ночь. Первая мысль –
– Горбатого воробья в подушку…, – я запнулся на середине фразы. Перед кроватью замаячил незнакомый полковник, а в дверях стоял и заглядывал внутрь дежурный, страшно довольный сценой в предчувствии своего рассказа знакомым сослуживцам.
Полковника перекосило. Видимо, не каждый день (ночь) его встречали подобным веселым приветствием. Но он быстро пришел в себя и ответил мне не менее радостным приветствием из нецензурных выражений.
Я предпочел быстренько вскочить по стойке смирно и во время паузы между предложениями успел спросить:
– Разрешите одеться, товарищ полковник?
Полковник поперхнулся, замолчал, фыркнул:
– Одевайся, курсант. Мне говорили, ты бойкий. Теперь верю.
Я торопливо натянул брюки и легкий комбинезон, надел ботинки.
Полковник прошелся по комнате, подождал, пока я оденусь. Посмотрел на приоткрытую дверь и маячившего в проеме дежурный. Служитель страдал от любопытства и был деловито скромен в ожидании, когда от него что-нибудь понадобится. Но он оказался в проигрыше по обоим пунктам. Полковник плотно закрыл дверь, посадил меня на кровать, сел на соседнюю.
– Ты мне скажи, каким… головой ты думал, когда открыл огонь по сушкам? – негромко спросил он.
И этот про бой. Только что за честь, курсанта допрашивает офицер в таком чине? Военный следователь в чине капитана был для меня потолок.
– Но они сбили инструктора!
– По ошибке.
– Ничего себе ошибка. Да они такие очереди на пол БК засадили в самое уязвимое место сушки – переднюю нижнюю полусферу! Когда я вступил в бой и сбил первую машину, вторая сушка не пыталась уйти и разобраться, что происходит, нет, она меня постоянно пыталась сбить, пока мы не сошлись в лобовую.
– И все же. Они сбили твоего инструктора. Их и без этого наказали бы. Вспомни, что же тебя настроило бить на поражение.
Я помолчал, собираясь с мыслями.
– Понимаете, сарги…
Полковник посмотрел на меня настолько удивленно, что я запнулся. Мы помолчали и полковник сменил тему:
– Я видел запись видеокамер твоей стрельбы. И присутствовал при разборе одной из сушек. Ты молодцом держался.
– Меня собираются отдать под трибунал и расстрелять за этот бой.
– Да перестань ты со своим расстрелом. Ерунда!
Ерунда ему. Если бы ему пообещали через несколько суток расстрелять самого? Как бы он тогда засвистел?
– Ты не заметил ничего странного в полете сушек?
– Заметил – они стреляли, – не выдержав, огрызнулся я.
Полковник неожиданно рявкнул:
– Курсант Савельев, прекратите истерику!
На крик открылась дверь и оказался дежурный, за которым маячили рядовые служители. Полковник посмотрел на них так, что дверь мгновенно закрылась.
– Странно они летели, – успокоившись, сказал я. – неряшливо. Рыскали по курсу, запаздывали на виражах. Когда мы сошлись на последней лобовой, у него тоже была возможность сбить меня. Но он начал стрелять, когда еще прицел был на краю тарелки, а когда можно было ударить в упор по передней полусфере снаряды уже кончились. Вот я и разнес ему всю кабину. Такое чувство, что управление сушек оказалось для пилотов не приспособленным.
– Пилот выглядит как после мясорубки, – сообщил полковник. – Интересно, интересно.
– А вы разве не просмотрели запись боя с ЦСУ? – поразился я бестолковости старших офицеров.
– А ты разве не догадался, что ее нет? – в свою очередь поразился в свою очередь бестолковости отдельных курсантов полковник. – Летчики включили режим оптической заглушки. Киберы ЦСУ, поскольку приказ шел с серийного компьютера с высоким уровнем допуска, подчинились. А операторы прохлопали, не включили ручную запись.
Он задумчиво встал, прошелся по камере, переключил таблетку телефона в рабочий режим:
– Разрешите доложить, курсант Савельев сообщил информацию, совпадающую со выводами аналитического отдела.
В ответ ему что-то ответили. Полковник сказал:
– Есть! – и обратился ко мне: – собирайся с вещами, я освобождаю тебя от ареста.
Собирать мне было нечего. Так сказать, все свое ношу с собой. Нахлобучил оброненный в сушке и принесенный каким-то доброхотом универсальный летный шлем и пошел за офицером.
Но нашем путь возник дежурный:
– Товарищ полковник, – немного заискивающе сказал он, – я на счет арестованного. Мне хотя бы расписку. Ему же еще четверо суток сидеть. Никаких письменных документов о досрочном освобождении нет, а мы же за него отвечаем. Если проверка, сами окажемся арестованными.
Полковник удивился внезапному препятствию, посмотрел на него, как представитель высшего света на блохастого бомжа – с неприятным интересом и брезгливостью, подумал, подошел к устаревшему мобильнику на столе приемной, спросил у дежурного курсов номер телефона дежурного по гарнизону. Соединившись с последним, немногословно разъяснил суть дела, выслушал ответ, протянул старшему служителю гауптвахты трубку.
На дежурного губы его коллега из гарнизонной службы орал так, что все было прекрасно слышно и без динамиков. Сначала гарнизонный служака прошелся по самому слушателю мобильной трубки, выдвинул оригинальную концепцию его происхождения, потом коснулся способов появления его отца и матери. Чувствовалось, что этот вопрос изучен им досконально и в самых подробных деталях. Но дежурный по гарнизону, в отличие от дежурного по губе, прекрасно понимал, как опасно задерживать высокопоставленных офицеров, и поэтому еще не израсходовав свой пыл, приказал: