Горячий осколок
Шрифт:
Когда первая волна «юнкерсов» схлынула, Якушин был уже способен приподняться на руках и оглянуться. Сквозь завесу дыма и пыли угадывались очертания машин и орудий. Они стояли на своих местах и были как будто целы. Правда, впереди поднимались аспидно-чёрные столбы дыма: наверное, горела солярка. Вокруг — в десятках метров и дальше — светлая молодая озимь была изрыта чёрными оспинами воронок. Их было так много и они легли так близко друг от друга, что Алексей теперь уже вполне осознанно перепугался: вот упади та бомба чуть правей — и от него
А люди? Он стал их высматривать. Ближе всех, почти у самой его полуторки, находился человек, густо присыпанный пылью. Поджав по-портновски ноги, он сидел в мелком придорожном кювете. В плечо его плотно был вставлен затыльником приклад карабина. Человек не спеша стрелял вдогон улетающим самолётам, потом отложил карабин и охрипшим голосом лейтенанта Бутузова сказал:
— Не бежать, на второй заход пойдут.
Алексей, не решаясь встать, на локтях продвинулся ближе к большаку и теперь точно узнал взводного, а тот — его.
— Якушин, ты и по-пластунски умеешь?
Было необыкновенно радостно слышать этот насмешливый голос. Лейтенант, как всегда, был деловит, серьёзен, и рядом с ним Алексей чувствовал себя спокойнее.
— А вы так всю бомбёжку и просидели? — спросил Якушин.
— Эге.
— И стреляли?
— Стрелял.
— У вас ведь «вальтер». Где же карабин взяли?
— Твой и взял, ты его в кабине оставил.
— Из карабина самолёт не собьёшь, — Якушин придвинулся ещё ближе.
— Как сказать. Сбивали. Редко, но бывало. Да не в том суть. Главное, есть за что подержаться.
— Подержаться?
— То-то и оно. Оружие в руках — и на душе веселее, ты вроде при деле.
— Воздух! Воздух! — послышались голоса.
Пикировщики, как и предвидел лейтенант, повернули на второй заход. Теперь они разбились на звенья по три и спустились низко, зависли над дорогой.
— Дайте карабин, — решился Алексей.
— Держи. Не теряйся, понял? Живы будем — не помрём.
Второй налёт «юнкерсов» был куда опасней первого. Убедившись, что зенитного прикрытия нет, немецкие лётчики вконец обнаглели. Они снижались и, по-коршуньи высматривая цели, ударяли пушечным огнём.
Алексей и не заметил первого самолёта, только тень пронеслась. Бешеный рёв услышал, когда пикировщик, просверлив воздух над колонной, взмыл ввысь. Удар ветра и мгновенный ужас вжали Якушина в придорожную пыль. Прильнув к земле, он ощутил под собой твёрдое тело карабина, и в секундную передышку перед заходом второго «юнкерса» вспомнил слова взводного: «Живы будем — не помрём».
Он уцепился за карабин, как утопающий за соломинку. Прижмурившись, выставил перед собой оружие, не целясь, ощупью нашёл спусковой крючок и нажал на него. Больно толкнуло в плечо. Он подумал, что плохо, нетвёрдо держит карабин. Вдавил в плечо приклад. Потом передёрнул затвор и опять нажал крючок. Он стрелял, не разлепляя век, не видя штурмующих самолётов.
Почувствовав пустой щелчок вместо выстрела, открыл глаза:
Но «юнкерс» уходил. Он не кренился, за ним не тянулся дымный хвост. Испытывая досаду, Якушин проводил его пристальным, твёрдым взглядом.
Он не знал, что впервые наблюдает за противником как настоящий солдат.
Прошло несколько минут после бомбёжки. Испытывая душевную лёгкость и радостное удивление — жив и невредим! — Алексей вместе с другими шофёрами, ломая ногти, сдирал с «ЗИСа» полыхающий брезент, осыпал пригоршнями пыли тлеющие борта «газика», помогал закатить в кузов свалившуюся бочку солярки.
«Юнкерсы» сильно потрепали колонну, но не разгромили её, как думал Якушин. Она оживала гудением автомобилей, командами, криками, бранью, стонами и хлопотливой вознёй людей. Они укладывали на машины убитых, бинтовали раненых, грузили разбросанное взрывами имущество. Все спешили оставить это проклятое место.
Торопился и Бутузов. Его задерживало ранение Курочкина и повреждения, которые получил трофейный тягач.
Курочкин был ранен легко. Маленький, со школьное пёрышко, осколок, видимо, на излёте пропорол шинель и гимнастёрку, впился в предплечье и застрял в мякоти.
— Бежал? — строго спросил Бутузов, поддевая осколок остриём ножа.
— А вы видели? Докажите! — Бледнея, Курочкин отвёл глаза от узкой кровоточащей ранки.
— И чего ради запрыгал как козёл? Якушин, совсем зелёный, и тот лежмя лежал.
— Я ведь не прошусь в медсанбат.
— А я вас и не отправлю. Якушин, перевяжи ему царапину!
— Рану, лейтенант, и попомните, что я остался в строю.
Бутузов отошёл к «крокодилу». Над его иссечённым радиатором с бульканьем и свистом поднимались клубы пара. Тускло поблёскивали выломленные взрывом траки. Под раскрытым капотом змеились перепутанные электропровода.
Тягач в дорогу не годился.
— И на буксир не возьмёшь, — сказал Сляднев. — Как достался легко, так и бросим.
— Я те брошу, — возмутился Бутузов. — А снаряды куда прикажешь перегрузить? В твой сидор?. Все машины битком. Да и не сорок первый год, чтобы добро кидать. Пусть этим фрицы занимаются.
Взводный поманил к себе Алексея:
— Вот что, Якушин. Ехать нам надо за колонной. Надо, понял?
— Понял, товарищ лейтенант.
— На твою полуторку я сяду. А ты вместе с немцем останешься загорать у «крокодила». Бюрке, как знаешь, мастеровой. С ним поставите машину на ноги. Думаю, до подхода нашей пехоты управитесь. После — догоните. Держитесь колеи — не ошибётесь.