Горячий след
Шрифт:
Как не пытался Кирилл сопротивляться, в конце концов от боли и её ожидания он дошёл до того состояния, когда человеком управляют самые примитивные инстинкты. Очевидно посчитав, что непокорный раб сломлен, начальник лучников выставил его как мишень на той тренировке. Наверное, мальчишка покорно умер бы под стрелами, но незадолго до этого увидел, как начальник по очереди в кровь избил ножнами меча семерых лучников, наотрез отказавшихся стрелять в "Кейоду".
— Это они меня так прозвали, — Кирилл улыбнулся дрожащей улыбкой. — По-здешнему это "В каждой бочке затычка", что-то вроде. Я сперва
103.
потом не стал, они почти все без зла это говорили, так, со смехом… Ты знаешь, глупость, конечно, но там многие были хорошие люди… Ну, простые, как наши мужики. Хорошие, в общем…
Мальчишки полулежали на берегу ручья, загорали, отдыхали… Артур слушал Кирилла.
— В общем, меня как-то встряхнуло, что ли… — Кирилл осторожно сел. — Я подумал — ну всё равно сейчас убьют, так я хоть им покажу, что я… что я человек. Ну а дальше ты и сам видел.
— Видел, — кивнул Артур. — Ты молодец. Просто молодец.
— Да ну… — Кирилл опять слабо улыбнулся.
— А ты их язык что, понимаешь? — вдруг вспомнил Артур интересовавший его вопрос. Кирилл удивился:
— Немного понимаю, а как же? Два месяца же прошло…
— Лажа какая-то… — пробормотал Артур удивлённо-озабоченно. — Олег говорил, ты пропал девятого июня. Сейчас примерно 24-25-е… А ты говоришь, что ты тут уже два месяца…
— Кто такой Олег? — Кирилл опять обхватил коленки руками.
— Один отличный парень, — усмехнулся Артур. — Ты с ним познакомишься… надеюсь.
* * *
Артура возле ворот не было.
Но Олег не растерялся, потому что была дикая суета, вопли, свист уличных пацанов и всеобщее хаотичное метание. Прямо в воротах лежал какой-то бородач с перерубленной шеей — кровищи натекло столько, что смотреть было, прямо скажем, тошновато. Вокруг трупа суетились человек пять, на лицах у многих в толпе было написано скорей злорадство, чем сочувствие. Конечно, языка Олег не знал (хотя и предполагал, что несколько часто повторяемых всеми слов — это местная ругань), но был уверен — без Артура не обошлось, куда уж там.
Уверенность его приобрела крепость железобетона, армированного сталью, когда, отойдя чуть в сторону, он обнаружил около какого-то стрельбища, где спешно засыпали песком кровавые пятна, дубинку кадета. На секунду Олег перепугался, но потом решил, что едва ли Артур попался или убит. Собственно, никаких причин для такой уверенности вроде бы и не было… а вот уверенность — была. Олег мимоходом стянул с лотка у возбуждённо обсуждающего что-то с соседом разносчика оранжевый фрукт и, откусывая от него большие куски, стал осматриваться внимательней.
Фрукт оказался совершенно неизвестным, сладковато-мучнистым, похожим на банан — и в то же время имел неизменно присутствующий во всех тропических плодах привкус земляники. А внимательный осмотр опять же ничего не дал. Ясно было только — тут что-то произошло, и в этом чём-то активно участвовал Артур. Оставалось надеяться, что это не было попыткой захвата власти.
Оставаться у ворот дальше было не слишком разумно. Олега неожиданно охватило ощущение, что его внимательно рассматривают. А это могло и не быть ощущением — да, лениво поведя вокруг глазами, Олег убедился, что на него смотрит один из стражников у ворот. Неужели запомнил входивших в город утром мальчишек?
Но стражник отвёл глаза, а Олег, доев фрукт (внутри оказалась круглая косточка, которую он щелчком из пальцев запулил в спину какому-то "полицейскому" в кожаном доспехе и довольно подумал "хамею"), быстренько сдёрнул от ворот.
Поиски хороших продуктов довольно быстро привели его на улицу, почти
104.
сплошь застроенную двухэтажными зданиями, украшенными солидными вывесками с изображениями счастливых рыб, довольных телят-поросят, дымящихся булок и прочего. Судя по тому, что входили-выходили туда-сюда люди прилично одетые, которых ожидали на улице один-два слуги (или раба?), торговали тут не собачьим студнем и не ливерной колбасой.
Правда, переступив порог первой лавки, Олег ощутил внезапно себя так, словно вошёл в лучший продуктовый магазин Фирсанова, одетый в драные шорты и босой после того, как всё утро месил глину и забыл помыться. Это было глупо и неожиданно, но мальчишка по-настоящему впал в ступор сразу за порогом и был готов к тому, что его элементарно вышвырнут.
Однако, выяснилось, что торговцы тут достаточно терпимы и демократичны. Наверное, были в городе лавки, куда Олега и правда не пустили бы на порог, но не на этой улице. Правда, сперва его почти везде встречали хмурым взглядом — или даже удивлённым взглядом: мол, ну обнаглели побирушки! — но после появления монет становились равнодушно-услужливыми: дескать, глаза б на тебя не глядели и провались ты, но уж если есть деньги…
Олег купил винограда. Купил копчёного окорока (кто там будет готовить свежее мясо?). Купил (с опаской — не всучили бы дрянь, уксус какой-нибудь опять) запечатанный сосуд с вином. Купил белого хлеба. И купил, наконец, корзину, куда всё это сложил. Корзина получилась приятно тяжёлой.
И пустился в обратный путь — благо, хорошо помнил дорогу до дома того врача…
…Оля Томилина шла домой с дискотеки, когда очередной шаг привёл её на городскую — точнее, в закоулок, где поджидали несколько человек. Один тут же выбыл из строя, причём надолго — девчонка, ещё ничего не понявшая, но отреагировавшая на стандартную ситуацию с занятий по ОБЖ, нанесла ему сокрушительный удар носком туфли между ног и с визгом "пожар!" принялась вырываться из рук навалившихся остальных. Ей показалось, что нападающие — какие-то бомжи и она была уверена, что сейчас всё разрешится самым лучшим образом.
Уверенность кончилась очень быстро. Когда Ольга осознала произошедшее, то впала в ступор и вполне равнодушно позволила себя продать "мадам", как женщины такого рода назывались в России. "Мадам" содержала отнюдь не худший дом развлечений и искренне была уверена, что обеспечивает девушке лучшую долю. Сама "мадам" тоже так начинала — уж всяко лучше, чем попасть на работу в поле или в домашнюю прислугу к какой-нибудь мегере… Поэтому дальнейшее поведение лопочущей на каком-то неудобоваримом языке девицы искренне возмутило "благодетельницу" и крепко пошатнуло её взгляды на мир.