«Горячий свой привет стране родной…» (стихи и проза)

Чехонин Михаил Георгиевич

Примиренье

Я простил тебе твои ошибки, Как меня простит, наверно, Бог. Тайну жизни от твоей улыбки Я на память все-таки сберег. И теперь на все богатства мира Стал я и богаче, и бедней, Без тебя холодная квартира Стала как-то странно холодней… Но живу, о прошлом не тоскуя; Вспоминанье — мертвая зола, И за то тебя благодарю я, Что ты легкой поступью ушла.

Все пройдет

Все пройдет — так обычно в стихах Говоря наизусть. Все

пройдет — в этих старых словах Бесконечная грусть. Все уйдет, улетит, убежит, Все уснет навсегда. Только памяти — каменных плит — Не забыть никогда. Только сердце отдаст свою дань; Дорогому — прости… Завтра утром в морозную рань Надо снова идти. Не сидят у потухших костров, Вспоминая тепло. Не жалеют несказанных слов, Все, что было — прошло.

Песенка волн

Жизнь — коротенький миг, Отблеск призрачных стран. Необъятно велик Океан… Мы с тобой — две волны, Мы мгновенье живем, До гранитной скалы Добежим и умрем. Беспощадно и зло Веют ветры над ней, Много жизней легло У зеленых камней. Много смелых сердец, Много дум молодых Увидало конец На обломках седых. И спеша, и клубясь, За тобой я бегу, Но догнать я тебя Все никак не могу… Жизнь — коротенький миг, Отблеск призрачных стран. Необъятно велик Океан.

1932

Город

Когда закат обнимет горы Далекой дымкой облаков, Тогда я выйду в тихий город Бродить меж дремлющих домов. Там на косые переулки Ползет сиреневая тень, Там воздух, дымчатый и гулкий, Слагает песенную лень. И чей-то говор запоздалый Плывет над сонною водой… О город, призрачно усталый, Я не отдам тебя — ты мой. Моя разорванная память Тебя навеки сохранит — И то, как пахнут твои камни, И то, как твой закат горит. Я вижу странные виденья, Как неразгаданные сны, Когда я чувствую плененье Твоей прохладной тишины. И я, как честный неврастеник, Шепчу, усталый и смешной: «Мой старый город, я — твой пленник, Возьми меня, я твой, я твой».

Улица

У этой улицы нет ни начала, ни конца; Она протоптана вечной нуждой. Безымянная, она без лица, Она озабочена только собой… Но однажды я видел в темном окне Одного полумертвого дома — Две тени дрожали на лунной стене, И кто-то шептался, так нежно, Так чутко-знакомо… Пусть эта улица без лица, Пусть она знает ненастье — Но и к ней, согревающее сердца, Забредает человеческое счастье. В этой глупой борьбе за кусок хлеба Я умру или уеду в другие края. Но будет долго смотреть в небо, В далекое пустое небо, Улица старинная моя!

Лестница

Молчанье улиц. Черные от скуки Старухи

смотрят взглядом старых сов. В усталом доме шевелятся звуки Давным-давно произнесенных слов. На лестнице причудливые тени Покажут время, как мои часы, Знакомый кот, полуживой от лени, Ко мне протянет редкие усы… Ты встретишь молча. Я отвечу тоже Глазами, полными горячих слов. Молчанье улиц станет еще строже От шёпота бессонных, черных сов.

1941

В порту

Соленый запах северных морей Врывался песней в сонную погоду, И вздрагивали цепи якорей, Опущенных в коричневую воду. На пристани кричала детвора И душный мрак заглядывал в подвалы, Где пили и шумели до утра Какие-то красавцы и нахалы… В гостинице, на третьем этаже, Приезжий капитан с лицом пирата Лежал в постели с книгой Беранже И дым пускал весьма замысловато. Звенели песни пьяных моряков На белом пароходе из Панамы, И, не мигая и не зная снов, Смотрели в небо угольные ямы, Где посреди раскинутых миров Ждал лунный рыцарь появленья дамы…

Зимнее море

На песок сыпучий и холодный Гребни волн выбрасывают льдины. Море, море, как ты зло сегодня. Хмуришь брови на слепое солнце. Помнишь сказку мудрую такую: Жил старик со старою старухой, Попросил он рыбку золотую Сжалиться над жизнью безнадежной… Море жизни сказками покрыто, Но не видно чуда золотого, В каждой сказке — старое корыто, В каждой песне — присказка смешная. Никого не видно в синем море, Только волны белые гуляют. Как ты зло сегодня, мое море, Хмуришь брови на слепое солнце.

1939

Детство

Тихий дворик, качели, За воротами лают собаки, На окне потемнели И повяли усталые маки. Воздух сладкий и клейкий, Бьют к вечерней в соседнем соборе. Кошки ищут лазейки В покосившемся старом заборе. Завтра вновь воскресенье — Будут шумные гости, наверно. Сон неслышною тенью Накрывает меня и Жюль Верна… Тигр, как Жучка, залаял, Задрожало змеиное око. Тихий дворик растаял В синей дали реки Ориноко.

Властитель дум

Ты был со мной, властитель гордых дум, Когда на голос музы дальних стран Я шел в пустыню, где ревел самум, Грозя похоронить мой караван. Смеялся ты, когда разбитый наш Корабль стонал от ветра и огня, Глотая дым, мы шли на абордаж — Ты лез вперед, чтоб заслонить меня… О сколько раз, сжимая карабин, Я пробирался в девственных лесах, И долгим эхом каменных ложбин Ты укрощал мой непонятный страх. Как можешь ты безмолвствовать теперь, Когда фокстрот танцуют дикари, Когда вокруг так пусто от потерь И вдаль идут чужие корабли…. И я в тоске бесплодных горьких дум Не вижу больше музы дальних стран — Меня слепит безжалостный самум, Меня влечет в пучину океан!