«Горячий свой привет стране родной…» (стихи и проза)

Чехонин Михаил Георгиевич

Угол города

По утрам здесь продают газеты. А когда ленивый и вечерний Сумрак сочиняет силуэты — Он приходит, горестный и древний. Камни улиц медленно вздыхают, Ноют кости, и уходят силы, И о сердце лишь напоминают На руках извилистые жилы. В точках глаз иссушенные мысли Ищут к одиночеству участья, Корень зла и в сокровенном смысле Пустошь человеческого счастья. И не может время и пространство Заглушить тоски о мудрой жизни, Боли исступленного упрямства — Думать о потерянной отчизне… Окна дышат ресторанным гамом, Шевеля голодные надежды. За углом Иаков с Авраамом Чинят чьи-то старые одежды, Горестно вздыхают животами, Ищут блох и чешут поясницы… И бесшумно бродят над домами Блики электрической зарницы. Жизнь и смерть царапают друг друга. Время здесь не оставляет меты. Мира нет — есть только этот угол. По утрам здесь продают газеты.

Отшельник

За

каменной оградой ты живешь, За крепкою стеной стоит твой дом — Ты горести свои там бережешь О прошлом, о прошедшем, о былом. За окнами бегут живые дни, Проходит дрожь по всей большой земле — Но в комнате твоей горят огни, И пыль лежит на письменном столе. Я знаю, что под ветхостью одежд Душа твоя по-прежнему она, Но тяжестью несбывшихся надежд Придавлена, невинная, она. И мысль еще по-прежнему юна И жаждет ласк и праздничных затей, Но, бедная, тобой обречена На вечный плен задушенных страстей… Я прихожу беседовать с тобой О новых песнях, людях и делах, Но ты в ответ качаешь головой, Как маятник бездумный на часах. Мне кажется, что жизнь твоя легла Дорогою меж царственных могил — О гордость, гордость, скольких ты могла Лишить ума, и радости, и сил… Погибший, но не сломленный в борьбе, Прощай, старик, философ и поэт, Я ухожу, дивясь твоей судьбе, — А ты стоишь и долго смотришь вслед.

Индия

Не счесть алмазов в каменных пещерах — Какой знакомый музыкальный стих, В нем страстные напевы баядерок Сплетаются с молитвами святых… Горят во лбу зеленые сапфиры У истуканов, мрачных и немых, И на утесах гор хранят мундиры Покой господ, надменных и чужих. Никто не видит в храмах, освященных Заветами забытых мудрецов, Как умирают толпы прокаженных У белых стен причудливых дворцов. О Индия прочитанных романов, Страна слонов и ядовитых змей, Страна чудес и сказочных обманов — Когда ты станешь проще и светлей? Когда твои нерадостные боги С высоких пьедесталов упадут? Когда твои холодные чертоги Узнают жизнь и что такое труд? И в солнце ослепительном сверкая, Колышется прозрачный океан — Молчит страна. От края и до края, Зарывшись в грезы, дремлет Индостан. И шепчут сумасшедшие факиры, Что будет грех, отмщенье, страшный мор, И снова разноцветные мундиры Стоят на страже по утесам гор. И снова льются песни о химерах, О призраках, о змеях, о святых… Не счесть алмазов в каменных пещерах, Не счесть рабов на рудниках глухих.

Какие бывают странники

Он к нам пришел из дальних стран, Усталый, сумрачный и строгий — В его бровях лежал туман И пыль ветров с большой дороги. Он был когда-то общий друг, Но мы его с трудом узнали, Он к нам вошел, в наш тесный круг, Чужим от странствий и печали. Он был не стар еще, но век Его уже был на исходе. Он попросился на ночлег При всем собравшемся народе. Его спросил один из нас, Когда улегся шум приветствий: «Ты был, наверно, много раз На перепутьи многих бедствий… Скажи, когда беспечный смех В жилища наши постучится, Когда наступит мир для всех, Уставших верить и молиться?» Он промолчал. И, как мудрец, Изрек ответ правдиво-жесткий: «Когда вернется наконец Последний странник в дом отцовский…» Он нам поведал все свои Молитвы, горести и встречи, И были странны, точно сны, Его отрывистые речи. Мы разошлись, когда вдали Погас прощальный луч заката. Мы думали, что мы нашли Опять потерянного брата. Но утром, лишь умыв лицо И посидев со всей семьею, Он снова вышел на крыльцо С пустой котомкой за спиною. Один из нас сказал ему: «Чудак! Ведь здесь так все знакомо. Так мило сердцу твоему, Куда теперь, ведь ты же дома?» Но он, взглянув на темный лес И в даль, размытую дождями, Сказал: «Прощайте…» И исчез, Как будто вовсе не был с нами. И мы, смущенною толпой, Вернулись всяк к своим заботам: Ходить за бедною землей И обливаться тяжким потом. Поить скотов, колоть дрова, Следить за ростом своих малых, Считать их именем года И ждать бездомных и усталых… И кто бы что бы ни сказал Потом о страннике суровом — Никто его не поминал Пустым и старым, глупым словом.

Возвращение ветра

Дуй, ветер, дуй. Пой, ветер, пой. Ты улетал куда-то многократно, Но возвращался каждый раз обратно И примирялся

с собственной судьбой. И я живу, томясь в своих кругах — Они мне так мучительны и тесны, Я рвусь туда, где дали неизвестны, Но возвращаюсь, сломленный, в слезах. И солнце, озаряющее землю, Смеется над суетностью моей — Когда, усталый от своих страстей, Я песне брата по оружью внемлю. Преступный зов молчит в моей груди. Дуй, ветер, дуй. Пой, ветер, — Ты не один на этом белом свете Не знающий, что будет впереди… Прекрасный мир колышется в кругах, И бесконечно это колыханье, И безупречно это основанье, Потерянное в сумрачных веках.

Битва

Опять трубит победный рог Свой зов воинственно суровый, Сзывая запад и восток Сразиться грозно в битве новой… Опять прольется, как вода, Живая кровь рекою алой, И запылают города Во мраке ночи одичалой… С кем будет истина тогда, Чье будет право новой жизни, Найдет ли хищная орда Обратный путь к своей отчизне? Я не мечтатель и пророк, Но я предчувствую развязку — С кого-то снова мудрый рок Сорвет ликующую маску. И чьи-то громкие дела Слетят в бездонную пучину, Где вечный страж добра и зла Замкнет их черную судьбину… Так пусть же близится исход — Но в этой битве вечно правой Пусть победит лишь мой народ Великий, вещий, величавый.

1938

Вечер войны

Играл оркестр бессмысленно и пусто, Шумели все в припадке болтовни И двигались напористо и густо Туда, где жгли бенгальские огни. Смертельный праздник был велик и жуток. А поезда во все концы путей, Дрожа от свиста, слез, вина и шуток, Уже везли вчерашний сад детей. Здесь никому не страшен гул орудий, Но смерть глядит из каждой пары глаз… Как стар весь мир, как скучны эти люди И весь их пыл воинственных проказ! Сегодня вечер душен и вульгарен — Напрасно жгли бенгальские огни. Сегодня мир так горестно бездарен От этой музыки, от этой болтовни…

1942

Боль и гнев

Бессильно слово и беззвучен стих Перед лицом всемирного страданья, Когда не слышно голоса живых, Когда от мертвых нет воспоминанья… Когда горят в кощунственном огне Жилища, освещенные веками, — Тогда нельзя не плакать в тишине Горячими и жутки слезами. Но после слез рождается в груди Такое чувство, гордое и злое, Что даже тот, кто вечно позади, Мгновенно превращается в героя. Такой восторг от гневного вина, Что даже мысль становится туманной, Такая боль, что даже смерть сама Становится любимой и желанной…

1942

Тяжкий сон

Голодали взрослые и дети… Это была страшная зима. Смерть ждала кого-то на рассвете, И стояли в снежном туалете Черные, разбитые дома. Приходили крепкие солдаты, Хохотали, били по лицу — Все, что было дорого и свято, Все летело в яму без возврата — Жизнь, казалось, двигалась к концу. Я не видел тягостных кошмаров, Я читал в газетах о войне. Но и дым бесчисленных пожаров, Но и боль нанесенных ударов Отдавалась сердцем в тишине. Если мне, живущему в покое, Эта явь казалась только сном — Как же там — уставшие от боя, От мороза, холода и зноя, Могут жить и строить новый дом? Вспомни время страшное России, Ужас первой, памятной зимы… Если живы там еще родные, Если могут вынести другие — Значит, может вынести и мы.

1942

Привет тебе

Снег и бомбы падали на город, Город снов, дворцов и баррикад — Я там был, когда был очень молод И когда он звался Петроград… Ночью прилетали бомбовозы, Заводили смертный бой с землей, Наступали жгучие морозы, Били пушки гулкой чередой. Плакали холодными слезами Окна неотопленных квартир, Фабрики гудели молотками Сверлами, моторами, станками — Там окоченевшими руками Люди звали в бой весь мир… В прошлом было только четверть века, Враг был грозен, тяжек и свиреп, Но спасала вера в человека, Вера в жизнь и русский черный хлеб. Враг был сломлен, он бежал позорно… И стоит, как старый великан, Город мой, свободный и просторный, Город — знамя пробужденных стран. Шлю тебе привет, красавец дальний, Город снов, дворцов и баррикад, Памятный, родной, военачальный, Светлый город — Ленинград.