«Горячий свой привет стране родной…» (стихи и проза)

Чехонин Михаил Георгиевич

Мать

Она прошла в тени креста. Молчала темная Голгофа, И возносился дух Христа В жилище Бога-Саваофа. В ее глазах была видна Такая боль немых молений, Что там, где только шла она, Ложились медленные тени. И кто-то ей сказал тогда: «Да будет вечен дух стихии, Объявший ночь и знак креста, И горе страшное Марии…» И тихо дрогнули в ответ Ея безжизненные губы: «Да будет вечен наш завет; Я тоже мать, я — мать Иуды».

Жизнь

Смеяться и с гримасой на лице Ловить себя на мысли о конце. И в тихой тьме, когда горит любовь, Услышать

вдруг, как стынет в жилах кровь, И в четком и медлительном мозгу Увидеть вдруг, как оттиск на снегу, Последний час, последний легкий миг, Смежающий покоем темный лик… Какая-то бездушная улыбка, Какая-то жестокая ошибка, Какая-то несказанная ложь — Жить, зная, что умрешь.

Мысль

Пусть уверяет, что он дружен, Но ты не верь, Знай, лишь тогда, когда ты нужен, Стучатся в дверь. И на приветственное слово Ты отзовись, Но непреклонно и сурово В себя замкнись. Замкнись от всех без сожаленья, Как на замок, — Лишь тот постиг все откровенье, Кто одинок. И только тот постиг все тайны, Всю красоту, Кто не менял на миг случайный Свою мечту… И знай, что мысль тогда прозрачна, Когда она На одиночество и вечно Обречена.

1929

Эпизод

То был лишь краткий и случайный эпизод, Как быстрый миг. Безудержно и смело, Когда дрожит надломленное тело И надает, и кривит черный рот… И девственница в темноте безгласной, Когда с внезапной болью сознает, Что вновь она уже больше не найдет Ни смеха прежнего, ни радости бесстрастной. Таков был краткий и случайный эпизод,

Маска Бетховена

Холодный гипс запечатлел Нечеловеческие муки И неразгаданный удел Того, кто верил только в звуки. И очертаньи мертвых дум Легли и гордость, и смиренье. Но кость, где жил когда-то ум, Полна живого вдохновенья — Тоски несыгранных сонат И неисполненных симфоний…

Горы

Шел в гору, но дышалось легко, Слабые тени ложились у ног, В расселинах скал зеленел И чах низкий мох. Багровый закат уходил далеко За край обнаженной земли… Здесь было когда-то тепло И звери паслись на лугах, И в пышном цветеньи лесов Хор птиц разноцветных звучал, И капли прозрачной росы Дрожали на травах у скал. Но время дохнуло жестоким Дыханьем столетних дней, И замерло все, обратившись В молчанье камней… Все стихло, считая пространство Рядами высоких громад, И только холодные змеи На солнце ползут и шипят. Том, том, том — раздаются шаги. Это шествует старость. Том — отвечает горное эхо. Это поет одиночество.

1945

Материалы

Перед тобой — задача всех людей: Ты должен выплавить металлы, Но выбирай лишь те, что погрубей И первобытней материалы. Из них работа строга и проста, Как искренность проста и строга. А искренность уже есть красота, Та, что зовется даром Бога. Бездушна медь, надменна в звоне сталь, А в золоте звучат глумленья — В железе только тихая печаль И

тихие о радости моленья. Но не стучи по золоту, как тот, Кто из металла дорогого Хотел однажды выбить и не мог Простое человеческое слово. Возьми металл суровой простоты — Пусть выкуют тяжелые удары И молодую силу молодых, И старческую мудрость старых.

1932

Отрывок первый

В моей каморке, полной глупых снов, Забытых книг и старых акварелей, Совсем не слышно уличных гудков. И дни идут — неделя за неделей, То медленно ползут, а то быстрей… И я живу, спокойный и беспечный, И жду чудес и писем от друзей, И радуюсь печали скоротечной. Как странно, что теперь идет война, И льется кровь, и гибнут поколенья. Душа молчит, хотя она полна Безмерного, больного возмущенья. Душа слепа, но чтобы вновь прозреть, Увидеть жизнь свободной и обширной — Ей надо до конца переболеть Великой болью, вечной и всемирной. Душа должна пройти великий путь Терпенья, безнадежности и муки. Огнем должно спалить земную грудь Железом исколоть лицо и руки… И будет вновь — прокатится, как гром, И время отольется новым веком — Невидимое станет веществом, Бесчувственное станет человеком… В моей каморке много старых снов, И груди книг лежат на полке пыльной, И мысль о том, что где-то льется кровь, Мне кажется обидной и бессильной. Я вспоминаю радость прошлых дней, Которая казалась бесконечной, Читаю письма старые друзей И жду тебя, любимой и сердечной.

1944

Отрывок второй

Мой мир упал в пустые небеса — За тот высокий, призрачный порог, Куда прошла слепая полоса Всех пройденных и прожитых дорог. Мой мир уплыл за дальние края, За синие края земных морей, Мой мир уснул, остался только я Следить за тенью тихою своей. Безмолвно и безжизненно вокруг От темного дыханья пустоты. Мне хочется сказать тебе, мой друг, Как близко от меня проходишь ты. Смеется мое сердце надо мной… И странно мне, что я еще живу, Спокойный и расчетливый такой На тонком и причудливом яву. И только ветер, вечный и живой, Еще приносит вести о других, О тех, кому не нужен мой покой, Молчанье дней медлительных моих. О тех, чья жизнь упала в темноту Прекрасной, ослепительной грозой, О тех, чья мысль пронзила на лету Ужасный смысл, рожденный темнотой… Я выхожу на шаткое крыльцо Смотреть, как ветер стелется у ног, Толкает в грудь и ранит мне лицо, Швыряет в небо камни и песок. Я слушаю…Мне хочется постичь, Понять его тревожную игру, Мне хочется услышать громкий клич Зовущих слов на каменном ветру.

1945

СТИХОТВОРЕНИЯ И ПРОЗА, ОПУБЛИКОВАННЫЕ НА СТРАНИЦАХ ЗАРУБЕЖНЫХ ИЗДАНИЙ

Перл Уайт

По крышам каменных домов Бежали мы, грозя сорваться. Гремели выстрелы врагов, Но мы еще могли смеяться Над бандой купленных воров. Потом длиннейшая спираль Нас уводила в подземелье. Над ним высокий Гранд-Централь, Скрывая тайну ожерелья, Тянулся в дымчатую даль. Под тайным действием пружин Засовы тяжкие скрипели — Пол опускался…мы летели На дно невиданных глубин, Где чьи-то кости зеленели. Потом…был вечер, снег летел, Я шел домой холодной ночью. И долго грезилось воочью, Как локон пламенный горел Назло пустому многоточью.