Горячо
Шрифт:
Блондинка в одном микроскопическом купальнике и в какой-то рыбацкой сети из стразиков, накинутой сверху. Приятно взъерошивает мне короткий ёжик на затылке хищными ногтями и с умным видом заглядывает в мои карты, будто что-то понимает. На моё счастье, на самом деле она не понимает ни черта - потому мои карты сможет спалить, если только начнёт их выкрикивать вслух.
И, если честно, то я сейчас мало чем отличаюсь от этой Нэллы.
Пытаюсь сосредоточиться на игре, но ни черта не выходит. Рассеянно глажу женское бедро с внутренней стороны, то и дело
Ей поесть принесли, интересно? Не забыли мою питомицу покормить? А то - приду, и меня загрызёт вместо какого-нибудь ризотто.
Хотя будет интересно посмотреть на неё злую...Особенно учитывая нашу игру...
Нашу игру.
По- хорошему бы надо ей сказать, что я знаю, кто она. Но...
"Эскортницу Арину" я могу трахать всю эту ночь, как захочу. И сама эта мысль порождает сотни жарких идей в голове и оттягивает пах знойной тяжестью .
А вот "журналистку Марину" я могу...только поругать за опасную недальновидность и улечься спать на полу, потому что придётся девушке кровать уступить.
В том, что "Марина" спать со мной откажется, я не сомневаюсь так же, как и в том, что "Арина" везде даст.
Так что...
Выбор очевиден, хоть не благороден - продолжим играть.
Слабовольно оправдываю себя тем, что это послужит "журналистке Марине" уроком, что надо тщательней рассчитывать возможные последствия своих действий. Тем более когда из тебя шлюха, как из меня балерина.
Мысли о том, что по сути это принуждение - гоню прочь. Ей ведь хорошо, да? От износа не кончают. Остальное - лирика.
Рассеянным взглядом обвожу мужчин вокруг и ластящихся к ним девушек. Нэлла в это время прижимается грудью к моему плечу и влажно целует в шею, старательно вылизывая кожу языком как кошка - молоко из миски.
От мысли, что кто-то из этих мужиков мог снять Лебедеву, становится дурно. Тут разные ведь есть. И вполне себе реальные извращенцы - не то, что я.
Шальная!
Когда отец говорит, что в женщине должна быть лёгкая ебанца, он явно не это имеет ввиду. У Марины Адреевны там похоже свистит по полной - так собой рисковать.
Но ничего, я ей прохудившиеся отверстия обратно закупорю.
– Вскрываемся, - произносит Кальтин.
Бросаю карты на стол. Всё слил в итоге.
Отдаю свой банк и встаю из-за стола, подталкивая Нэллу с подлокотника, чтобы дала выйти. Она тут же на мне виснет, жмётся всем телом.
– Может быть в сауну?
– мурлычет, с явным намёком облизывая губы и заглядывая в глаза.
– Нет, я уже наверх, - мягко отдираю её от себя. Поворачиваюсь к игрокам за столом, - Я, пожалуй, вас покину, господа.
– Уже?! Ещё и восьми нет, Тимур Тигранович, - пыхтит Жиренко.
– Да, но вы же помните, меня там гостья ждёт, развлекусь так и лягу спать пораньше. Насколько я понимаю, Крамер приедет с самого утра, - сально скалюсь, подмигивая ему.
– Да, с утра. Что ж, неспокойного
– Это обязательно.
23. Тимур
23. Тимур
Когда захожу в покрытую мраком спальню, первым делом понимаю, что комната пуста. Сердце глухо ударяется о ребра, расплёскивая в крови адреналин.
Где Марина?!
Щёлкаю выключателем, быстро озираюсь по сторонам. Постель разобрана и смята, на журнальном столике остатки обеда, воздух стылый, будто настежь открыто окно. Тяжёлая портьера отодвинута, показывая распахнутую балконную дверь.
Не успеваю обдумать варианты - рывком пересекаю комнату, одёргиваю прозрачную штору и шумно выдыхаю сквозь зубы, найдя свою пленницу в плетённом кресле на лоджии, по нос завёрнутую в тяжёлое покрывало, стянутое с кровати. В руках у неё какая-то дешёвая бумажная беллетристика из начала двухтысячных, над медной макушкой горит настенное бра.
– Это что такое?
– рычу глухо, даже сам не понимая, о чем именно спрашиваю.
Перепугала меня! Думал уж, что вниз сиганула - ищи потом по частям в сугробах. У меня вообще-то на вечер другие планы...
– Это? Донцова, - хлопает глазами Лебедева Марина Андреевна, пряча подмёрзший розовый кончик носа в покрывале.
– Где ты её взяла?
– Охранник принёс, больше ничего не нашёл, - вздыхает, - Хотя, мозги отключить, бесспорно, самое то.
Хочется ввернуть, что мозг кто-то отключил ещё сутки назад, сюда явившись - куда уж дальше, но я лишь сжимаю челюсти, чтобы не проговориться.
– Почему здесь сидишь?
– В комнате осточертело, тут хоть свежо. И люди иногда гуляют, - робко сверлит меня настороженным взглядом снизу - вверх.
Вся такая напряжённая. А у меня кровь медленно закипает.
Ситуация щекочет нервы и не только...
Чувствую, как ноздри непроизвольно раздуваются, вычленяя манящий женский запах. В горле сохнет, сглатываю.
– Всё, сворачивай избу - читальню. Я пока скажу, чтобы вина принесли, - бурчу, уходя с балкона.
Пока инструктирую охранника по поводу меню, Марина возвращается в спальню. Аккуратно складывает покрывало у изножья кровати и остаётся в одном махровом банном халате, который тут же наглухо затягивает по самый нос. Забирается на постель с ногами, жмётся к краю, настороженно за мной следя, молчит. Эти её маленькие строптивые жесты и раздражают, и подстёгивают, и веселят.
Усаживаюсь в кожаное кресло напротив кровати. Не скрываясь, разглядываю Марину, начиная расстёгивать рубашку.
– Почему не оделась? Так меня ждала?
– выгибаю бровь.
– Молния на штанах сломалась, - ворчит, покусывая губы и заворожённо следя, как я справляюсь со своими пуговицами.
– М...Снимай халат, - киваю на её махровое обмундирование.
Скрещиваем взгляды, и в Маринином отчётливо читается заданное мне пешее направление, но мы оба знаем, что сходит по нему она сама. И буквально через несколько минут.