Горящая колесница
Шрифт:
— А какова была Синдзё-сан в качестве соседки? — Хомма спросил об этом, чтобы сменить тему разговора, но похоже, что вопрос получился слишком неопределённым, и Итики растерялась:
— Что она была за человек? Даже не знаю…
— Аккуратная, чистоплотная? В комнате, наверное, часто прибиралась?
Итики снова сделалась разговорчивой:
— Это точно! Вот за что ей спасибо, так это за уборку. И готовила она хорошо, иногда из завалявшихся в холодильнике продуктов могла состряпать «плов для
Хомме вспомнилась чисто убранная комната Кёко в квартале Хонан, вычищенные до блеска крылья вентилятора.
— Она не пользовалась бензином, когда отчищала вентилятор?
— А вы откуда знаете?
— Мне один знакомый Кёко-сан рассказывал.
— Да… Но всё равно вы меня напугали. Пользовалась, да. Только мне это не нравилось. Во-первых, запах. Ну, и потом, всё-таки страшно хранить дома бензин. Я ей сказала, чтобы она так не делала, попросила пользоваться моющим средством. Бензин у неё хранился в маленькой бутылочке на балконе, так что в принципе ничего опасного. Но, знаете, мало ли что… Тем более у нас на балконе старые газеты лежали. Ах, ну да! — вдруг воскликнула она. — Синдзё-сан почему-то выписывала токийскую газету.
— Токийскую?
— Да. То ли «Асахи», то ли «Ёмиури»… — продолжала она бормотать себе под нос. — Вспомнила! «Ёмиури»! — Итики снова заговорила громче. — Помню, я её даже как-то спросила, почему она выписывает токийскую «Ёмиури», ведь осакская гораздо интересней.
— И что Синдзё-сан вам ответила?
— Да я уж забыла теперь. И правда, что же она мне тогда ответила?
Сёко, чьё место планировала занять Кёко Синдзё, жила в Токио. Может быть, Кёко решила, что ей заранее нужно подготовить себя к жизни в столице.
Хотя, возможно, причина была психологического характера. Читая день за днём токийскую газету, Кёко таким образом подбадривала себя: «Выполню то, что задумала, и буду жить в Токио, всё пойдёт совсем по-другому».
— Интересно, с каких пор она стала выписывать токийскую газету?
— Мне кажется, с тех пор, как мы стали жить вместе. Иногда она даже делала вырезки.
Газетные вырезки… Хомма тут же переспросил Итики:
— Какие именно вырезки, вы не помните?
Она снова засмеялась:
— Извините, у меня с памятью плоховато. Может быть, кулинарные рецепты, из раздела «Для дома, для семьи»…
Действительно, было бы странно, если бы она помнила такие вещи. Хомма попросил Итики, если она всё-таки что-нибудь вспомнит, перезвонить за его счёт и положил трубку.
Загадка так и осталась неразгаданной. Теоретически Итики могла бы изучить повседневную жизнь Кёко Синдзё во всех подробностях. Но нет, даже от своей соседки по квартире Кёко Синдзё умела скрыть то, что творилось у неё внутри.
Устроившись
После развода с Куратой Кёко поняла, что если ничего не предпринять, то счастливой и спокойной жизни у неё никогда не будет. И она решилась. Она непременно отвоюет себе новую жизнь!
Она никому не открывала своих намерений, не просила ничьей помощи и, уж конечно, не позволила бы никому встать на её пути. В основе её афёры железная воля и тщательно продуманный план. Немудрено, что за каких-то полмесяца Хомме не удалось разгадать этот план.
И всё-таки как же она получила доступ к базе данных? Неужели обошлось без участия Катасэ?
— Эх, не идёт дело! — невольно проронил он.
— Что такое? — переспросил его Сатору.
Он сидел рядом за столом и делал домашнее задание.
— Дык, ты, папаня, того — подался в осакские копы? — серьёзно проговорил он на ломаном осакском диалекте.
— Неважно у тебя получается.
— Говорить на осакском диалекте довольно-таки сложно!
Хомма давно уже не слышал, чтобы сын так смеялся — словно его кто-то щекочет.
— Ну как ты, полегче стало?
— Ага…
После того как выяснилось, что Склероза убили, Сатору всё время плакал, к нему было просто не подступиться. Так его было жалко, что даже отругать сына у Хоммы не было сил. Только Хисаэ, срочно прибегавшая на помощь, умела успокоить Сатору, и тогда мужчины могли вздохнуть с облегчением.
— Плакать больше не хочется?
— Иногда, но я стараюсь сдерживаться.
— Ты у меня молодец!
— Тётя Хисаэ сказала, что, если слишком много плакать, начнётся воспаление среднего уха.
Это похоже на Хисаэ: она не стала говорить Сатору, что он не должен плакать, потому что он мальчик.
— Мы посоветовались с Каттяном и решили сделать Склерозу могилку.
Хомму эта новость слегка озадачила. От Исаки он слышал, что, как ни искали, тело пса найти так и не удалось.
Сатору, видно, догадался, почему у Хоммы такой озадаченный вид, и сразу продолжил:
— Мы закопаем ошейник.
— Ошейник?
— Да. У Склероза их было два. Когда он пропал, на нём был тот ошейник, который против блох. А хороший, кожаный, на котором вырезано его имя, остался.
— Тогда понятно. И где же вы хотите закопать этот ошейник?
— Пока не знаю. Мы с Каттяном сейчас как раз ищем подходящее место. — Мальчик задумался. — Если мы без спроса закопаем ошейник в парке Мидзумото, то нам влетит от садовника? Ты как считаешь?