Горящая колесница
Шрифт:
— А красивая дочь у тётушки Сэкинэ?
— Да, красавица.
Тут Хомме оставалось лишь положиться на чужое мнение, поскольку видеть лицо Сёко Сэкинэ ему пока ещё не доводилось.
— Но всё же чувствуется какой-то пошловатый налёт, верно?
Он заглянул в лицо Канаэ, и хотя она, казалось, была занята тем, что укутывала голову клиентки в полотенце, быстрый испытующий взгляд в его сторону последовал незамедлительно. Кажется, он сумел её заинтересовать.
— Сёко ведь работала в баре, правильно? —
— Да, и потом… — Канаэ закрепила полотенце на голове клиентки при помощи круглой резинки, — не знаю, стоит ли говорить, но она крупно задолжала ссудным кассам, у неё были большие проблемы. Вы знали?
Канаэ с семьёй переехала в этот дом пять лет назад. Как раз тогда Сёко Сэкинэ оформляла банкротство. Это был самый разгар её мучений в долговом аду. Поэтому, наверное, каким-то боком слухи дошли и до Канаэ.
— Да, я знаю.
Лицо Канаэ поскучнело: как же так, ещё чуть-чуть, и она бы его поразила… А он, оказывается, и так всё знал.
— Это был ужас! Даже к тётушке Сэкинэ явились сборщики долгов. Такой подняли шум, что пришлось вызвать полицию.
— Когда же это было?
Задумавшись, Канаэ застыла, держа в руке флакон с жидкостью для перманента.
— Ну, я думаю, это ещё были годы Сёва…
Это уж точно.
— Интересно, а что, родителям не обязательно возвращать долги детей? — спросила Канаэ таким тоном, словно для неё это было непостижимо.
— Нет, не обязательно. И наоборот, если родители должны, дети не обязаны платить. Разумеется, только в том случае, если члены семьи не являются долговыми гарантами друг друга. То же и с супругами, если только они не тратили эти деньги вместе.
— Да неужели? Значит, если муж проиграется, делая ставки на велогонках, я не обязана платить?
— Разумеется.
Видно, раствор для перманента, которым Канаэ смочила голову клиентки, был холодный — старушка вдруг проснулась:
— А что, разве ваш муж опять играет?
Канаэ отбила атаку шуткой:
— Обещает построить нам дом.
— Какая глупость!
Пока Канаэ расправляла пластиковую шапочку, которую собиралась надеть на клиентку, старушка повернула голову и посмотрела на Хомму. Тот поклонился.
— Супруг хозяйки? — Вопрос был обращён к Канаэ.
— Нет, этот господин приехал из Токио.
— Да что вы! А я думала, что бывший муж хозяйки вернулся.
Таким образом, стало ясно, что владелице салона довелось пережить развод.
— А зачем он сюда из Токио приехал? — Старушка продолжала задавать вопросы не Хомме, а Канаэ.
Канаэ чуть наклонила голову клиентки и натянула на неё полиэтиленовый колпак:
— Господин приехал, чтобы поговорить со мной… Если будет горячо, скажите.
Последняя реплика была произнесена, когда Канаэ надевала на голову клиентки очередное парикмахерское приспособление — не котелок, другое. Когда она нажала кнопку, загорелась красная лампочка и послышалось гудение.
Включив таймер, который стоял на тележке с инструментами, Канаэ с облегчением отошла от клиентки и направилась в сторону Хоммы. Тяжело опустившись на стул женщина вынула из кармана фартука пачку сигарет «Кастер майлд», щёлкнула дешёвенькой зажигалкой за сто иен и сделала глубокую затяжку. На лице было написано, что ради этого удовольствия она здесь и работает.
— Если уж вы хотите выяснить, какого поведения была барышня Сэкинэ, — она слегка понизила голос, — вам лучше не соседей вроде меня расспрашивать, а сходить в школу.
— В школу?
— Да. Тётушка Сэкинэ ведь работала в столовой здешней начальной школы. В эту школу и барышня когда-то ходила.
— Ну, если даже мне и расскажут, какой она была в младших классах, — что это даст?
— Думаете? Но ведь тётушка наверняка нет-нет, да и жаловалась на дочку тем, с кем вместе работала, ведь так?
В глазах Канаэ снова загорелся злобный огонёк, который вспыхнул, едва речь зашла о долгах Сёко. Хоть её совершенно не касались отношения Сёко с племянником Хоммы, разговор этот вызывал у неё досаду. Похоже, что она изо всех сил пыталась довести до сведения Хоммы изъяны невесты. Тем паче, что речь шла о женщине из бара, наделавшей долгов и причинившей немало горя собственной матери.
— К тому же полно её бывших одноклассников по средней и старшей школе, которые так здесь и живут, — Канаэ продолжала, словно игнорируя подозрения Хоммы. — Имён-то я не знаю, ведь дочка тётушки Сэкинэ гораздо младше меня. Может, вам их поспрашивать? У них же бывают встречи одноклассников.
— Вы не знаете, с кем Сёко была особенно близка?
Женщина в раздумье наклонила голову: мол, дайте-ка вспомнить…
— Не осталось ли здесь подруг её детства, таких, чтобы жили рядом и ходили к вам в парикмахерскую?
Канаэ громко обратилась к старушке, сидящей под струёй горячего воздуха:
— Вы помните тётушку Сэкинэ, которая жила под нами?
Клиентка ответила так же громко, глядя прямо перед собой, поскольку головой вертеть она не могла:
— Это та, что разбилась насмерть, свалившись с лестницы?
— Да-да, она. У неё ведь была дочь, помните? Ей лет двадцать пять или двадцать шесть сейчас.
— В этом году исполнилось двадцать восемь, — поправил Хомма.
Чувствовалось, что Канаэ это поразило.
— Кошмар, неужели уже двадцать восемь? Слышите, что он сказал? Госпожа, вы как думаете, если ей двадцать восемь, то с кем она в школе училась?
Старушка широко зевнула. У неё был такой сонный вид, что даже глаза заволокло слезами. Пригрелась, наверное. «Тут толку не добьёшься», — подумал Хомма.