Горящий берег (Пылающий берег) (Другой перевод)
Шрифт:
— Где, черт побери, Хендрик? Покажи!
— Далеко, для них — пятнадцать дней перехода.
— Что это за место? Как мы его узнаем?
— Этого, — печально признался Хендрик, — он не сказал. Его желание жить было не так велико, как нам казалось. Он умер, прежде чем смог сказать нам.
— Завтра мы пойдем туда, — приказал Лотар.
— Но мы ведь упустили сегодня других бушменов. Со свежими лошадьми мы завтра догоним их еще до заката. А с ними женщины…
— Нет! — рявкнул Лотар. — Мы идем к святилищу в дикой местности.
Когда
В передававшихся из уст в уста преданиях племен пустыни ничего не говорилось о таком месте. Малочисленные белые, побывавшие в этой стране, — Ливингстон и Осуэлл, открывшие озера Нгами, Андерсон и Гальтон с охотничьими экспедициями, — ни словом не упоминали в своих книгах о такой горе.
Поэтому Лотар сомневался в том, что именно видит в неверном вечернем свете: закат был так насыщен пылью, так ярок и театрален, что напоминал декорацию.
Однако, когда на следующее утро с первыми лучами зари он нетерпеливо посмотрел в ту сторону, гора по-прежнему была на месте; ее темные очертания четко вырисовывались на небе, перламутровом в разгорающемся рассвете. Лотар поехал к ней; она все выше вставала над равниной и, наконец, отделилась от земли и поплыла в небе в собственном мерцающем мираже.
Когда Лотар оказался под высокими утесами, он перестал сомневаться в том, что это и есть священное место, о котором говорил перед смертью старый бушмен, и его уверенность стала полной, когда он поднялся по осыпи и увидел на защищенной стене скалы росписи.
Место то самое, но оно обширно, понял Лотар. «Даже если девушка здесь, мы можем никогда не найти ее — столько здесь пещер, ущелий и тайных уголков. Можно искать вечно».
Он разделил людей и пеших послал обследовать и обыскивать ближайшие склоны горы.
Потом оставил фургоны в густой роще под присмотром Хендрика, кому не доверял меньше, чем другим, а сам взял запасную лошадь и отправился кружным путем в объезд горы.
Через два дня пути (все это время он делал заметки и с помощью карманного компаса чертил грубую карту) он смог с некоторой уверенностью определить, что гора достигает тридцати миль в длину и четырех или пяти миль в ширину — это длинный вытянутый хребет из гнейса с вкраплениями слоев известняка.
Он обогнул восточный край горы и по данным компаса заключил, что возвращается вдоль противоположного склона к тому месту, где оставил фургоны. Там, где его внимание привлекали какие-нибудь особенности, например, трещина или ряд пещер, он стреноживал лошадь и лез наверх, чтобы взглянуть поближе.
Один раз он обнаружил небольшой ручеек чистой пресной воды, вытекавший из основания утеса и наполнявший природный каменный бассейн. Здесь он наполнил фляги, разделся и выстирал одежду. И, наконец, выкупался, восторженно ахая от холода. Дальше он поехал освеженный.
В нескольких местах он находил на скалах новые росписи бушменов и поражался точности глаза и руки художника, изображавшего фигуры антилоп и буйволов так, что даже взгляд охотника не
Лес и долина под утесами кишели дичью, и он каждый день без труда подстреливал жирную молодую газель или антилопу и питался свежим мясом. На третий день он добыл самку импалы и приготовил кебаб из потрохов, почек и печени, насаживая их на зеленые веточки и обжаривая на угольях.
Однако запах свежего мяса привлек к его лагерю нежелательное внимание, и часть ночи он провел, стоя с ружьем возле лошадей, а в темноте за кругом света ревел голодный лев. Утром он осмотрел следы зверя и понял, что это взрослый самец, чье время расцвета миновало. Поврежденная лапа заставляла его сильно хромать.
«Опасный зверь», — бормотал Лотар. Он наделся, что лев уйдет. Но, когда вечером лошади начали нервничать и ржать, он понял: надежда тщетна. Должно быть, лев целый день шел за ним и, ободренный наступившей темнотой, подошел ближе и стал кружить вокруг лагеря. Еще одна бессонная ночь. Лотар смирился с этой мыслью и подбросил дров в костер. Готовясь нести караул, он надел шинель и пережил очередное мелкое разочарование. Не хватало одной медной пуговицы. Значит, ночью в шинели будет холодно.
Ночь была долгая и неприятная, но вскоре после полуночи льву, должно быть, надоело бесплодное преследование, и он ушел. В последний раз его рев донесся до Лотара с расстояния в полмили, из травянистой лощины. Потом наступила тишина.
Лотар устало проверил сбрую на лошадях, пошел к костру и завернулся в одеяло, одетый и в обуви. И через несколько минут погрузился в глубокий сон без сновидений.
Проснулся он с удивительной внезапностью и обнаружил, что сидит с ружьем в руках, а в ушах еще звучит громовой рев рассерженного льва.
Костер прогорел до белого пепла. Но вершины деревьев уже чернели на бледном утреннем небе. Лотар отбросил одеяло и встал. Лошади застыли в тревоге, насторожив уши, наставив их вперед, в сторону открытой поляны, чья серебристая трава виднелась сквозь частокол леса мопани.
Лев снова заревел, и Лотар определил, что до него с полмили в ту сторону, куда смотрят лошади.
Львиный рев так далеко разносится в ночи, что неопытному слушателю не определить расстояние: он играет со слухом, как чревовещатель, и кажется, что зверь рычит гораздо ближе.
Громовой рев снова огласил лес. Лотар никогда не слышал, чтобы зверь так себя вел, столько гнева и накопленной досады звучало в этих громовых раскатах. И тут он дернул головой от неожиданности. В перерыве между одним рыком и другим Лотар услышал новый звук — явственный человеческий крик, полный ужаса.
Лотар начал действовать не задумываясь. Схватил уздечку своей любимой лошади породы гунтер и вскочил ей на спину без седла. Ударил пятками в бока лошади, пуская ее в галоп, и, управляя коленями, повернул ее в сторону поляны. Проезжая под низкими ветвями, он лег, прижимаясь к холке, но как только вырвался на открытое пространство, выпрямился и стал лихорадочно осматриваться.