Господин Чичиков

Веров Ярослав

– Ну? – тупым голосом отвечал Борман.

– Не нукай, не поедешь. Умник. Дело тут государственное. Вон, – мэр кивнул на Трубостроева. – Думаешь, генерал зря здесь просиживает? Думаешь, у него время не государственное? Думаешь, он на твоих котов пришел глядеть?

Игнат Матвеевич вскочил, нервно ткнул в селектор и крикнул:

– Маша, боржома!

«Ну, дело совсем не страшное, раз государство поминаем», – не без ехидства подумал Борман. Но тут же мысленно одернул себя: «Не время еще ехидничать».

Попив

боржома, Игнат Матвеевич перевел дух и пустился подробно расспрашивать о работниках Бормана.

– У тебя какие работники имеются, Афанасий Афанасьевич?

– Всякие.

– Это понятно, что всякие. Хорошие есть?

– У меня все хорошие.

– Ну да. Такой хороший-хороший, а там глянь – он и подгадил. Нет, я спрашиваю, какие у тебя лучше.

– Незаменимые, – подсказал Трубостроев. – Без которых дело встанет.

– Ну да, которые у тебя узкие места расширяют, – коряво разъяснил мэр.

– А можно вопрос? – не без тревоги спросил Борман.

– Хочешь спросить, зачем нам твои люди понадобились? – утвердительно спросил мэр. – Собираемся укреплять кадры в администрации. Много, понимаешь, ненужного и вредного элемента скопилось. Вот и бардак. Граждане недовольны. А отвечать за все мне. Меня вон прямо в эфире люди спрашивают, почему да как. То там фонари не горят, то асфальт не покладен. То пенсии не плотят. Я что ли из своего кармана должен платить? Есть же кто головой за пенсии отвечает! А он не отвечает. А отвечаю я. Прямо в эфире. Понял?

– М-м… – в сильном затруднении промычал Борман. Но вспомнил, что как раз два толковых и крайне необходимых сотрудника уже уволилось, и решил их-то и «сдать».

– Понимаю, – сочувственно покивал он. – Государственное дело, чего уж там. Были у меня двое незаменимых.

– Уволились? – утвердительно спросил на этот раз Трубостроев.

– Уволились. Я теперь без них как без рук.

– А что они умели? – подхватился Игнат Матвеевич. – Подписи делать могли?

«А они что, с ума сошли?» – подумал обескураженный Борман. Тут-то и вспомнился ему совет Паляницына. «Этот Паляницын, конечно, гэбэшник и урод, – подумал Борман, – но сказал одну правильную вещь – нужно соглашаться».

– Подписями не занимались. Но могли многое. Бухгалтер Аглая Федоровна цифры в балансе так сводила, что никакая налоговая никогда и ничего. А Ваня, Иван Корытин какой рулевой был! Все разруливал. И «печенью» мог работать, не спиваясь, а когда надо – припугнуть, а то и напугать до усмерти. С органами тоже был в контакте, – повернулся Борман к Трубостроеву.

– Значит, говоришь, уволились, – вкрадчиво произнес Трубостроев. – Сами уволились, или кто-то подсказал уволить?

– Сами. Ни с того, ни с сего. Я у Корытина чуть в ногах не валялся! А уж как Аглаю уламывал! И ведь уволились без вразумительных причин! Я аж обалдел. Веришь ли, Игнат Матвеевич? Отвечаю – обалдел.

Скрябин не соврал. Но обалдел

он немножко от другого. От того, что самые преданные, самые верные, беспрекословно выполнявшие любые его наиделикатнейшие поручения, не просившие ни премиальных, ни повышения зарплат, ни отпусков, вдруг превратились в две каменные глыбы. Даже глаза их сделались пустыми и далекими. Отпусти их, да отпусти. Он перед этой толстожопой Аглаей мечется, руками размахивает, убеждает, доводы приводит, пугает даже, а она смотрит, как будто не он перед ней мечется, а тень его бессловесная.

Трубостроев и Веслов переглянулись, после чего Мэр демонстративно потер руки, затем рефлекторно поковырялся в носу, сглотнул шумно слюну и бесцветным голосом сообщил:

– Идите, Афанасий Афанасьевич. Вы нам очень помогли.

«Ну, точно психи», – решил Афанасий Афанасьеич.

– И подумай, – добавил Трубостроев. – Хорошо подумай насчет моего вопроса. Хорошие работники просто так не уходят. А очень хорошие – сам понимаешь.

«Понимать я понимаю, только ничего не понимаю».

– Вы нам оставьте все данные об этих двоих, – продолжал Трубостроев.

– Да-да, – произнес мэр. – Вот бумага, ручка, пиши. Корытин… пиши и эту, как ее?

Слово «бухгалтерша» мэр выговорить был не в силах.

– И у этого уволились, – констатировал Трубостроев, когда они с мэром остались наедине. – Как ты думаешь, Игнат?

– Думаю, Ибрагимов дорогу перешел. Я бы этого Паляницына голыми руками удавил.

– Если в игру вступил Ибрагимов, то дело не в Паленицыне. Если он всех этих собрал у себя в «Дубках», что с нами будет? Зная его аппетиты…

– Ой, не говори, Козьма! – вскинулся мэр. – Что делать-то будем?

– Что делали, то и будем делать. Проверим всех по списку Чичикова. Выявим, куда уволились незаменимые, где проживают, куда устроились на новое место работы. Не может ведь быть, чтобы Ибрагимов всех вот так сразу подгреб?

– Этот может, – зло и угрюмо бросил мэр. – Мочить его надо! – неожиданно для самого себя выпалил он.

– Мочить – дело не хитрое. Если припечет, Игнат, замочим. Никакие души ему не помогут. Мистика – мистикой, да только в советское время всю мистику делали мы. Поэтому никакой мистики нет. Есть факты, и по фактам будем принимать решения.

– Ну успоко-оил. Давай лучше дернем. – Мэр посмотрел на часы. – Четыре уже. Час на этого фрица угробили. Поедем в баньку?

Мэр достал коньяк и корзинку с конфетами. Он любил сладкое.

Очень быстро Трубостроев выяснил, что все недавно уволившиеся с фирм из списка Чичикова исчезли бесследно. Квартиры, а у некоторых и дома стоят пустые, без признаков какой-либо благоустроенности. Масштаб операции Ибрагимова по изъятию мертвых душ впечатлял. Итак, Хозяин вошел в игру и играл, как он это всегда делал, по-крупному.