Господин Ганджубас
Шрифт:
Мы с Маликом договорились встретиться в холле «Пенинсулы» за утренней чашкой кофе. Там толкалась масса народу, иностранцы, лениво беседуя, сетовали, что недавно построенный планетарий закрывает вид на море. Мы не выделялись. Малик сидел один за столиком, пристально глядя на вход. Кивнул в знак приветствия. Я счел это за хороший знак. Но он не улыбался.
— Не возражаете, если я к вам присяду? — спросил я довольно громко, чтобы услышали сидящие по соседству.
— Почему нет? Это свободная страна.
— Ну, в этом не уверен, — усомнился я, садясь за столик. — Вот вы считали себя свободными до 1947 года,
Пакистанец почти улыбнулся.
— Малик, как идут дела с того печального дня, когда мы познакомились?
— У меня все в порядке. Хорошо ли ты был знаком с моим другом?
— Знаю, что он служил здесь полицейским одиннадцать лет. Знаю, что у него был текстильный бизнес в Дубае. И что он внучатый племянник бывшего шаха Афганистана. Пил «Джонни Уокер Блек Лейбл», курил «Бенсон энд Хеджез». Я много раз бывал в его доме неподалеку от Канн. У меня в кармане фотография, где он стоит рядом со мной и моей дочерью Эмбер.
Малик так и впился в меня глазами, потом отвернул голову. Он выглядел встревоженным.
— Дай мне твой телефон в гостинице. Позвоню позже.
— Я дал ему карточку «Парк-отеля», нацарапав на ней номер своей комнаты.
Шагая к выходу, я осознал, что за мной следят. Но кто: ищейки таможенного ведомства и Управления налоговых сборов, люди ли Малика, прихвостни Мак-Канна или агенты, охотившиеся за Эрни? Впрочем, какая разница? Гонконг — одно из тех мест, где ничего не стоит оторваться от хвоста. Я выбежал из гостиницы, повернул налево, пересек Натан-роуд и вбежал в Чунгкинг-Меншенз, многоэтажное здание, возведенное в 1960-х годах, а затем отданное под универмаги и кафе в ближневосточном стиле. Настоящий людской муравейник. Помещения на последних этажах как будто не сдавались под магазины и ресторанчики, и на каждой двери висела табличка: «Не стучать. Частная квартира». Но стоило постучать, как дверь немедленно распахивалась, открывая доступ в маленькую нелегальную харчевню. Через несколько минут я уже ел овощи с карри, приготовленные бомбейскими мусульманами.
Покидая Чунгкинг-Меншенз, хвоста я не заметил, но на всякий случай проскользнул через лабиринт улочек и нырнул на станцию метро «Цимшатсун». Чтобы освоиться, сел на поезд до станции в нескольких остановках от центра. Я купил карточку ради экономии времени. Вышел на улицу и направился в «Парк-отель» прилечь.
Через несколько часов позвонил Малик:
— Там же в одиннадцать.
Мне не улыбалась идея снова посадить себе на хвост кого-нибудь, но я согласился. В «Пенинсулы» было гораздо тише, а Малик несколько расслабился. Глаза блестели, и он широко улыбался:
— Теперь тебя зовут не мистер Найс. Ты Д. Г. Маркс. Так сказали в гостинице.
— Малик, можешь звать меня мистер Найс, если хочешь.
— Нет, я буду звать тебя Д. Г. Маркс. Нам известно о твоей репутации в Пакистане.
— Спасибо. Не хочешь ли иметь дело со мной? Потому что у меня есть предложение.
— Д. Г. Маркс, если на то есть воля Аллаха, мне всегда приятно иметь дело с честными людьми.
— Ты можешь достать товар?
— Да, если на то есть воля Аллаха. Но я не занимаюсь с дьявольским товаром.
Что он имеет в виду? Надеюсь, не гашиш. Может, героин из стран «золотого полумесяца» (Иран, Пакистан, Афганистан)? Или
— Малик, я говорю, про товар, который ты продавал в Гайд-парке в 1965 году.
Улыбка его стала еще шире. Он протянул руку:
— Д. Г. Маркс, это мой главный бизнес. У меня лучший товар. Из страны, если на то будет воля Аллаха, его можно вывезти многими способами. Но никаких американцев. Я уже видел одного агента DEA сегодня утром здесь в гостинице.
— Ну, Малик, они везде. Но товар наверняка может оказаться в Америке.
— Где окажется товар и кто его туда доставит, не моя забота. Я встречаюсь только с тобой, Д. Г. Маркс. Ты говоришь, как передать товар. Я говорю, как передать деньги.
— Договорились.
Малик собирался улететь в тот же вечер. Мы обсудили, как будем держать связь, договорились встречаться в Гонконге, чтобы я мог передать ему разумную сумму наличных вместе с инструкциями по экспорту груза.
На следующий день я открыл банковский счет. На всякий случай выбрал «Креди Свисс». Отделение банка размещалось на тридцать втором этаже огромного золотого небоскреба, носившего название Дальневосточного торгового центра в районе Адмиралтейства, на острове Гонконг. Мне сказали, что моим счетом будет заниматься мистер Стивен Нг. Я положил на счет тысячу гонконгских долларов.
Теперь можно было начинать бизнес. От Гонконга до Бангкока меньше трех часов лета. На ум пришел Фил Спэрроухок. Мы расстались не лучшим образом, когда семьсот пятьдесят килограммов тайских бошек накрыли в грузовике Мак-Канна в 1979 году. Тем не менее, узнав о моем освобождении из Уон-дзуорта, Фил черкнул поздравительную открытку. Приписал свои телефонные номера в Бангкоке. Не рискуя звонить из гостиницы, я отправился на телеграф, на Миддл-роуд.
Фил был рад меня слышать, пообещал забронировать номер в отеле «Ориентал» и встретить в аэропорту.
В Бангкок я летел рейсом «Китай Пасифик». И забыл, насколько азиатские авиалинии приятнее европейских и американских. Стюардессы улыбались, счастливые королевы красоты, не чета неряшливым дурнушкам с «Пан-Американ». Наушники, помогающие скрасить время в пути, не вызывали ассоциаций с фонендоскопом. Еда была острой и пряной, напитки подавали без ограничений. Сотрудники иммиграционной службы и таможенники в международном аэропорту Бангкока Донмуан лучились дружелюбием. Фил стоял сразу за ними, неприметный, как всегда. По виду не скажешь, сидит ли он на бобах или только что заработал миллион. Мы направились к парковке.
— Ну, Альби... Полагаю, теперь тебя надо называть Говард? С чего начнем? Массаж, выпивка? В «Ориентал»?
— Думаю, в отель, но мне бы не помешали несколько косяков с тайской травой. В Гонконге ее не достать.
— Так я и думал. Все уже в машине.
— Круто! Хотя ты же не начал курить, верно?
— Нет, но достать не проблема. Любое количество.
Мы сели в машину Фила. Должно быть, она оказалась такой же невыразительной. Не помню. Главное, внутри было опрятно, а в девственно чистой пепельнице лежали три плотно набитых косяка. Я и второй докурить не успел, как вставило.