Господин Ганджубас
Шрифт:
В Пальме меня ожидало несколько бредовых сообщений от Роджера Ривза. Мы встретились в кафе в Санта-Понсе, маленьком курортном городке на побережье, на полпути между Ла-Вилетой и домом Роджера в Андрайтксе.
— Говард, мальчик мой, паспорт, который ты мне дал, оказался лажей.
— Что значит лажей? Его выписали прямо в паспортном столе.
— Мне наплевать, где выписали эту лажу. На прошлой неделе я отправился в Амстердам. На иммиграционном контроле взглянули в паспорт и потащили допрашивать.
— Но, Роджер, могли быть другие причины. Вдруг полиция села тебе на хвост, пока ты летел?
—
— Почему нет, Роджер? Чем интересовалась голландская полиция?
— Я не остался, чтобы выяснить. Ну уж нет! С божьей помощью дернул оттуда.
— В смысле?! Тебя преследовали?
— Преследовали? Еще как! Я чесанул через взлетную полосу, перелез через две высоченные изгороди из колючки вокруг аэропорта. Меня на кусочки изрезало. Слушай, может, дело и не в паспорте, но ты гарантируешь, что он чист?
— Не могу.
— Хорошо. Достань другой.
Спустя несколько часов Роджер позвонил мне домой:
— Говард, либо они охотятся за тобой, либо ты коп.
— Что?!
— Как только ты отъехал от кафе в Санта-Понсе, четверо в штатском вышли из машины и попытались меня арестовать. Наговорили какого-то дерьма про машину, про то, что должны посмотреть мои документы. Я распихал их и удрал через пекарню. Если бы не господня помощь, меня бы засадили в клетку. Они за тобой охотятся, приятель.
— Тогда почему же они меня не арестовали, Роджер?
— То-то и оно, Говард. Думаю, нам не стоит разговаривать какое-то время.
— Роджер, ты же не считаешь, что я полицейский, правда?
— Нет, не считаю. Конечно, нет. Но чую опасность. Большую опасность.
В тот же день со мной связался Том Сунде и потребовал денег на мою защиту. Я сказал, что живу в ладах с законом, а потому денег не имею. И добавил, что если бы агенты DEA собирались меня арестовать, давно бы уже так и сделали. Он ответил, что большое жюри 79 собирается предъявить мне обвинение. За четверть миллиона долларов я получу все материалы. Я ему не поверил. Он объявил, что дружбы ради заниматься этим не будет, но предупредит, если арест станет неминуем.
79
Большое жюри — следственная коллегия присяжных (12-23 человек), которая решает вопрос о предании обвиняемого суду присяжных и предъявляет ему обвинительный акт.
На следующий день к нам пришла жена Роджера, Мари. Сразу после нашего с Роджером разговора Ривзы поехали забрать сына из школы на другом конце Пальмы. Несколько вооруженных полицейских окружили машину и арестовали Роджера. Ночь он провел в полицейском участке, а утром его повезли во Дворец правосудия на встречу с судьей, кабинет которого находился на втором этаже. Роджер, хоть и был в наручниках, перемахнул через стол судьи, выпрыгнул из окна и упал на крышу припаркованной машины. Он мчался по главной улице, преследуемый ордой полицейских, пока его не схватили. Теперь он находился в тюрьме, в Пальме. Его выдачи добивались немцы, а не американцы.
Мне пришлось долго расспрашивать Мари, прежде чем в тумане
Я покинул Пальму на первом же самолете. Оставаться там стало опасно. Со мной был чемодан бумаг, относящихся к иммиграции тайваньцев на Пальму, семинарам по информационным технологиям и строительству заводов в Южном Уэльсе. Я прилетел в Тайбэй и поселился в гостинице «Фортуна». Хоть я и прихватил паспорт на имя Уильяма Тетли (спрятанный в картонной сторонке книжного переплета), но пользовался настоящим удостоверением личности. Я не прятался. Не считал, что нахожусь в бегах. Просто на Тайване я чувствовал себя в безопасности. Там даже не существовало американского посольства.
Пока я находился в Европе, Рой Ричарде на пару недель слетал в Новую Зеландию и побеседовал обо мне с друзьями в Уэллингтоне. Один из них читал «Счастливые времена» Дэвида Лея. Рой привез книжку и попросил у меня автограф.
Ричарде помог мне заключить с «Чайна метал» предварительное соглашение о строительстве завода в Южном Уэльсе и вручил длинный список тайваньских миллионеров, желающих жить на Мальорке и вкладывать там деньги. Кроме того, некоторые менеджеры промышленных предприятий заинтересовались семинарами в Оксфорде. Чтобы поддержать отношения с Маликом, я договорился о закупке тюбиков для зубной пасты. Дела шли просто великолепно.
Джерри Уилле нашел меня через Балендо. Мы почти год не разговаривали. Джерри сказал, что от знакомого адвоката, имеющего связи в DEA, услышал, будто в Майами большое жюри приняло обвинительный акт против него, меня и других. По всей видимости, меня считали главарем преступного клана. Американцы собирались потребовать моей экстрадиции.
Была ночь. Я пошел прогуляться по кампусу Тайваньского университета. Должен ли я снова исчезнуть и жить по паспорту Тетли? Тайком, урывками встречаться с женой, детьми и родителями? Осесть на Тайване? Ведь это одна из немногих территорий, не заключивших с США договор об экстрадиции. И похоже, я тут приживусь. По крайней мере, семья сможет проводить со мной много времени.
Я отправился к Нести, мы пропустили по стаканчику. В баре было против обыкновения пусто.
— Где Мария? — спросил я, не увидев его жены.
— Пошла в Храм Собаки со своим дядей.
— Что это, черт возьми, за собачий храм?
— Есть только один Храм Собаки, Говард. Он стоит на берегу рядом с Таншуй, в часе-двух езды отсюда. Тридцать лет назад рыбацкий сампан разбился во время шторма, и погибли все тридцать три человека, которые были на борту. Их всех похоронили в общей могиле. Собака одного из рыбаков прыгнула в могилу, да так и не вылезла. Ее тоже похоронили. Теперь эту собаку почитают воплощением верности, и она покоится в храме на берегу. Верность — очень важная вещь для преступника. Поэтому многие из тех, кто преступил закон, приходят туда молиться.