Госпожа Бовари
Шрифт:
Эмма повернулась к нему.
– Какой вы добрый! – дрогнувшим голосом проговорила она.
– Нет, я просто люблю вас – только и всего! А вы этого и не подозревали! Скажите же мне... одно слово! Одно лишь слово!
Родольф незаметно соскользнул с табурета на пол, но в это время в кухне послышались шаги, и он обратил внимание, что дверь не заперта.
– Умоляю вас, – сказал он, вставая, – исполните одно мое желание!
Ему хотелось осмотреть ее дом, знать, как она живет. Госпожа Бовари решила, что ничего неудобного в этом нет,
– Здравствуйте, доктор, – сказал Родольф.
Лекарь, польщенный этим неожиданным для него титулом, наговорил кучу любезностей, а Родольф тем временем оправился от смущения.
– Ваша супруга жаловалась на здоровье... – начал было он.
Шарль перебил его: он в самом деле очень беспокоится за жену – у нее опять начались приступы удушья. Родольф спросил, не будет ли ей полезна верховая езда.
– Разумеется! Отлично, великолепно!.. Блестящая мысль! Непременно начни кататься.
Эмма на это возразила, что у нее нет лошади, Родольф предложил свою; она отказалась, он не настаивал. Потом в объяснение своего визита он сказал, что у его конюха, которому пускали кровь, головокружения еще не прошли,
– Я к вам заеду, – вызвался Бовари.
– Нет, нет, я пришлю его к вам. Мы приедем с ним вместе, зачем же вам беспокоиться?
– Прекрасно. Благодарю вас.
Когда супруги остались вдвоем, Шарль спросил Эмму:
– Почему ты отвергла предложение Буланже? Это так мило с его стороны!
Лицо Эммы приняло недовольное выражение; она придумала тысячу отговорок и в конце концов заявила, что «это может показаться странным».
– А, наплевать! – сказал Шарль и сделал пируэт. – Здоровье – прежде всего! Ты не права!
– Как же это я буду ездить верхом, когда у меня даже амазонки нет?
– Ну так закажи! – ответил Шарль. Это ее убедило.
Когда костюм был сшит, Шарль написал Буланже, что жена согласна и что они рассчитывают на его любезность.
Ровно в двенадцать часов следующего дня у крыльца появился Родольф с двумя верховыми лошадьми. На одной из них было дамское седло оленьей кожи; розовые помпончики прикрывали ей уши.
Родольф надел мягкие сапоги, – он был уверен, что Эмма никогда таких не видала. В самом деле, когда он в бархатном фраке и белых триковых рейтузах взбежал на площадку лестницы, Эмма пришла в восторг от его вида. Она была уже готова и ждала.
Жюстен удрал из аптеки, чтобы поглядеть на Эмму; сам фармацевт – и тот соизволил выйти. Он обратился к Буланже с наставлениями:
– Будьте осторожны! Долго ли до беды? Лошади у вас не горячи?
Эмма услышала над головой стук: это, развлекая маленькую Берту, барабанила по стеклу Фелисите. Девочка послала матери воздушный поцелуй – та сделала ответный знак рукояткой хлыстика.
– Приятной прогулки! – крикнул г-н Оме. – Но только осторожней, осторожней!
И замахал им вслед газетой.
Вырвавшись на простор, лошадь Эммы тотчас понеслась галопом. Родольф скакал рядом. По временам Эмма и Родольф переговаривались. Слегка наклонив голову, высоко держа повод, а правую руку опустив, Эмма вся отдалась ритму галопа, подбрасывавшего ее в седле.
У подножия горы Родольф ослабил поводья; они пустили лошадей одновременно; на вершине лошади вдруг остановились, длинная голубая вуаль закрыла Эмме лицо.
Было самое начало октября. Над полями стоял туман. На горизонте, между очертаниями холмов, вился клочковатый пар – поднимался и таял. В прорывах облаков далеко-далеко виднелись освещенные солнцем крыши Ионвиля, сады, сбегавшие к реке, стены, дворы, колокольня. Эмма, щурясь, старалась отыскать свой дом, и никогда еще этот захудалый городишко не казался ей таким маленьким. С той высоты, на которой они находились, вся долина представлялась огромным молочно-белым озером, испаряющимся в воздухе. Леса, уходившие ввысь, были похожи на черные скалы, а линия встававших из тумана высоких тополей образовывала как бы береговую полосу, колыхавшуюся от ветра.
Поодаль, на лужайке, среди елей, в теплом воздухе струился тусклый свет. Рыжеватая, как табачная пыль, земля приглушала шаги. Лошади, ступая, разбрасывали подковами упавшие шишки. Родольф и Эмма ехали по краю леса. Временами она отворачивалась, чтобы не встретиться с ним взглядом, и видела лишь бесконечные ряды еловых стволов, от которых у нее скоро стало рябить в глазах. Храпели лошади. Поскрипывали кожаные седла.
В ту самую минуту, когда они въезжали в лес, показалось солнце.
– Бог благословляет нас! – воскликнул Родольф.
– Вы так думаете? – спросила Эмма.
– Вперед! Вперед!
Он щелкнул языком. Лошади побежали.
За стремена Эммы цеплялись высокие придорожные папоротники. Родольф, не останавливаясь, наклонялся и выдергивал их. Время от времени он, чтобы раздвинуть ветви, обгонял Эмму, и тогда она чувствовала, как его колено касается ее ноги. Небо разъяснилось. Листья деревьев были неподвижны. Родольф и Эмма проезжали просторные поляны, заросшие цветущим вереском. Эти лиловые ковры сменялись лесными дебрями, то серыми, то бурыми, то золотистыми, в зависимости от цвета листвы. Где-то под кустами слышался шорох крыльев, хрипло и нежно каркали вороны, взлетавшие на дубы.
Родольф и Эмма спешились. Он привязал лошадей. Она пошла вперед, между колеями, по замшелой дороге.
Длинное платье мешало ей, она подняла шлейф, и Родольф, идя сзади, видел между черным сукном платья и черным ботинком полоску тонкого белого чулка, которая, как ему казалось, заключала в себе частицу ее наготы.
Эмма остановилась.
– Я устала, – промолвила она.
– Ну еще немножко! – сказал Родольф. – Соберитесь с силами!
Пройдя шагов сто, она опять остановилась. Лицо ее, проглядывавшее сквозь прозрачную голубизну вуали, падавшей с ее мужской шляпы то на правое, то на левое бедро, точно плавало в лазури волн.