Госпожа чародейка
Шрифт:
– Мастер, я… Как же…
– Понятно, - Дорн кивнул и снова уставился на блики огоньков. – Так что ты хотела спросить?
Я смутилась еще больше. Своим предложением он сбил мне весь настрой.
– Да ничего особенного…
– Спрашивай уже.
– Мой вопрос очень личный. Стоит ли?..
– Личный? – он усмехнулся. – Определенно стоит. Задавай.
– Я сегодня беседовала с госпожой Рома, и она долго рассказывала о том, какой вы… хороший.
– И?
– Почему вы ни разу не были женаты, мастер?
Видимо, мне удалось его удивить. Он снова обернулся, его взгляд теперь был озадаченным.
– Тебе правда это интересно? – спросил он.
– Да.
– И чем же обоснован твой интерес?
– Вы можете не отвечать, мастер.
Дорн
– Здесь нет никакой тайны, - сказал он. – Мне часто задавали этот вопрос журналисты, и я всем отвечал чистую правду – никогда не видел в этом необходимости.
– Но почему? Вам не хотелось иметь семью?
– У меня никогда не было времени на то, чтобы ее захотеть, - ответил чародей. – Видишь ли, Лорелея, это я сейчас одинокий медведь, а раньше рядом было много людей, которые всегда давали то, что мне требовалось, поэтому в семье, тихой гавани, надежном тыле я попросту не нуждался. Я жуткий эгоист и трудоголик, Лорелея. Ты, наверное, знаешь, что у меня было много романов? Да? Конечно, об этом все знают. Так вот, ни одна из женщин, что были рядом со мной, не оказалась интереснее моих исследований. С некоторыми отношения рвал я, некоторые уходили сами. Была, правда, одна стойкая, которая продержалась почти двадцать лет. Нам было удобно находиться рядом друг с другом, хотя последнее десятилетие мы прожили, как соседи. В конце концов, правда, расстались, зато легко и без истерик.
– А как же дети?
– Лея, я никогда о них не думал. Если бы мне посчастливилось встретить женщину, которая бы оказалась для меня важнее, чем магия, тогда, наверное, наследники у меня бы были. А пока что мои дети – мои изобретения. В этом смысле я очень многодетный отец.
Почти минуту мы молчали. Потом Дорн заговорил снова:
– Я ведь вырос в благополучной семье, Лея. Мои родители очень друг друга любили. Всю жизнь, до самой смерти. А меня, своего единственного сына, просто обожали. Пример их семьи стал для меня определяющим. Создавать семью и рожать детей нужно с тем человеком, без которого ты не представляешь своей жизни. А у меня такого человека не было.
Он снова посмотрел мне в глаза и тихо добавил:
– До последнего времени.
От его последних двусмысленных слов я снова растерялась, а мастер наклонился, поцеловал мою руку и сказал:
– Пора спать, Лея. Спокойной ночи.
ГЛАВА 11
Дорф, Кетль
Два года назад
В ту ночь я так и не сомкнула глаз. Лежала в кровати, рассматривала потолок и думала, думала, думала. Неужели великий легендарный Эрик Дорн признался мне в любви? Можно ли как-то иначе истолковать его последние слова в нашей откровенной беседе? При этом мастер сам закончил, фактически оборвал, разговор и отправил меня спать, не потребовав никакого ответа. Что ж, я очень ему за это благодарна. Потому что, если бы он напрямую спросил, как к нему отношусь, я совершенно не представляю, что могла бы ему ответить.
Впрочем, наедине с собой я могу быть откровенной – мастер мне нравится. Очень. Мне приятны его улыбки, случайные прикосновения, горячие взгляды. Нравится, когда он целует мои пальцы и разговаривает своим бархатным голосом. А еще у него шикарная улыбка и потрясающий заразительный смех. Ох…
И мне даже жаль, что если я и сделаю шаг ему навстречу, ничего путного из этой интрижки все равно не выйдет.
То, что он оказывает мне знаки внимания, понятно и вполне логично – если к одинокому мужчине подселить молоденькую девушку, рано или поздно он ею заинтересуется. При условии, конечно, что у него нет проблем с физическим и психическим здоровьем, а у мастера, насколько я могу судить, с этим все в порядке. Эрик Дорн – мужчина во всех отношениях шикарный, вот только мне совсем не улыбается из ученицы, которая в некотором роде равная ему, становиться одной из многочисленных любовниц. То, что одной из многочисленных – без сомнения, вряд ли я окажусь для него интереснее магии, а это очень претит моему самолюбию.
Честно говоря, мне и самой стабильные отношения сейчас ни к чему. До конца практики осталось чуть больше года, затем я планирую всерьез заняться карьерой (читай – самореализацией), а ей, скорее всего, придется посвятить все свое время, за вычетом нескольких часов на сон и еду. Такого ни одна любовная связь не выдержит. Я, конечно, не собираюсь подобно Дорну становиться старым холостяком, однажды надеюсь и выйти замуж, и родить детей, но все это – потом.
Как же здорово, что мастер не стал вчера выяснять отношения, ведь одни боги ведают до чего бы мы тогда договорились. Правда, тут встает вопрос – как же мне теперь себя с ним вести? Игнорировать знаки внимания, отказаться от совместных обедов и прогулок? Не вариант. Вообще. Сделать вид, что я – недоразвитая идиотка и ни разу не поняла его намеков? Хм, а это идея. И будь что будет.
Собственно, с этой мыслью я и заснула – уже ближе к рассвету, чтобы через два часа проснуться и с гудящей головой отправиться на пробежку.
Во время завтрака ко мне в гости заявился Дорн, и выяснилось, что ночью я, как и всегда, накручивала себя зря. Чародей вручил мне большое блюдо с тонкими ароматными блинчиками (большую часть из них, к слову, наставник в последствие сам и слопал) и повел себя так же, как и обычно: шутил, улыбался и рассказывал всякую смешную чепуху. Время от времени, правда, бросал на меня странные непонятные взгляды, но я делала вид, что их не замечаю, и тоже вела себя так же, как и всегда.
Потом мы вместе отправились в лабораторию, а после обеда (опять же совместного) я до самого вечера засела за заполнение журналов и составление ежеквартального отчета о своей работе в качестве местечковой колдуньи.
В последующие дни моя жизнь в особняке Дорн текла тихо и спокойно, без серьезных происшествий, неудобных разговоров и целования рук. При этом в какой-то момент я с некоторым удивлением отметила, что мы с мастером стали друг к другу еще ближе, чем были. Если раньше мы много времени проводили вместе, то теперь рядом друг с другом находились ВСЕ время. Разве что ночевали в разных комнатах и порознь принимали душ. Зато доступ на территорию наставника для меня стал свободным, отвары и снадобья для пастухов мы теперь варили по очереди и в лаборатории мастера, заклинания и пассы, которые Дорн задавал мне «на дом», отрабатывала в его же присутствии. Мы даже бегать по утрам стали вдвоем, правда, не по дороге к Дорфу, а по другой, более извилистой, ведущей к горам.
То, что наставник теперь все время находится на расстоянии вытянутой руки, меня почему-то совсем не напрягало. Наоборот, я даже как-то привыкла, что он постоянно в поле моего зрения. Его присутствие не было навязчивым, оно просто было.
Я совсем забыла про те времена, когда изнывала от скуки без собеседника – теперь он был у меня в наличии всегда. Дорн часто, как бы между прочим, интересовался моей студенческой жизнью, семьей, привычками и предпочтениями. Охотно рассказывал о себе, подробно и, как мне казалось, честно отвечал, если у меня возникали вопросы. Почти каждый вечер (если не задерживались допоздна в лаборатории, конечно) мы садились в плетеные кресла на моей веранде, пили чай и разговаривали обо всем на свете.
В один из таких вечеров мастер спросил у меня:
– Лея, почему ты выбрала профессию зельевара?
– У меня мама была медсестрой, - ответила я, наблюдая, как над чашкой с чаем вьется тонкая струйка пара. – Иногда она еще подрабатывала в аптекарской лавке, так что дома всегда была куча разных баночек и скляночек с порошками, мазями, какими-то микстурами. Я время от времени ей помогала – травы в ступке толкла, флаконы мыла, к коробкам этикетки приклеивала. Мне так это нравилось! Будто я причастна к какому-то большому делу. Мама очень хотела, чтобы я стала медиком. Мы с ней даже как-то устроили дома госпиталь для бродячих кошек и собак. А когда выяснилось, что у меня есть магический дар, я сразу решила, что буду варить волшебные зелья, и вылечу всех на свете.