Госпожа леса
Шрифт:
А уж как поздравляли молодых, можно было и песню сложить! Желали им добра, счастья и детей — целую ораву. Малуша от этих напутствий прятала глаза и краснела, а Влад выпячивал грудь, и не было большей радости для молодых, чем ожидание свадьбы.
— Вот догоню, — в шутку грозила Элинэя, забирая вслед за шустрым Риганом, — узнаешь, какой снег холодный.
— А ты не стращай почем зря! — дразнился затейник. — Сначала догони!
Всюду носились малые дети и молодежь, катались в глубоких сугробах, захлебываясь восторженными визгами от набивающегося за шиворот снега, играли
— Славный сегодня день!
— И то правда, дед Мальгер.
И никто не вспоминал про недавнюю болезнь, неизвестно откуда пришедшую в их деревню и свалившую добрую половину жителей. Главное, что справились с ней и излечили несчастных.
— Ох, передохнуть бы, — покачала головой запыхавшаяся Ганна. Сегодня она и бегала, и хороводы водила, и выплясывала, как девчонка, а теперь вот решила перевести дыхание. Отступила в сторонку и посмотрела на остановившуюся неподалеку Ларию.
— А может мне спросить совета у ведуньи? — неожиданно произнесла срывающимся голосом Лария. — Как думаешь, Ганна? Поможет мне Элинэя с лордом Кэрданом? Влюбит его в меня?
Ганна только пожала плечами и отвела глаза. Сомневалась она, что ведунья поможет. Лария не была красавицей, даже в юности от нее отворачивались мужчины. А уж теперь, когда годы брали свое….
— Вот сама у нее и спроси, — посоветовала старостина жена.
Лария как-то нерешительно кивнула, но почему-то с места не сдвинулась, осталась стоять неподалеку от носившихся, как ураган, детей. Уставшая после быстрого бега и игр, Лария переводила дыхание, держась рукой за грудь, сокрытую овчиной и вязаной шалью. Тонкие, как плети, руки были спрятаны в рукавицах, на голове платок, а на шее нитка из стеклянных бусин — единственная ценность, что водилась у нее за душой.
— Напрасно Элинэя заключила сделку со Сверестенем и попросила помощи в целительстве, — в это время причитал староста Реген.
Он стоял чуть поодаль ото всех, а вместе с ним и Мирим Мальгер — древний, как лес, старец, проживший почти сто двадцать лет. Вечно облаченный в черное, напоминал он ворона, но жители Яблоневого сада любили отзывчивого и мудрого старика.
— Напрасно, — кивнул Мальгер, потягивая горячий мед из высокого глиняного стакана.
— Ей и самой эта затея пришлась не по душе, — продолжил Реген, отвлекаясь на детей, что пробежали рядом, — ведь Сверестень с нее слово взял.
Его собеседник сдвинул белые брови, нахмурился и крепко задумался.
— И чего ж захотел зловредный выдрень? — так Сверестеня называл только Мирим Мальгер, остальные жители деревни не решались на подобную вольность.
— Чтоб помогла ему, когда попросит.
Реген помолчал немного и добавил с неохотой:
— И не прибегала к помощи ведуньства.
Серо-зеленые глаза деда Мальгера сузились, и на губах проступила зловещая улыбка. Он, как и Реген, знал больше остальных и понимал, чем может обернуться сделка со Сверестенем.
— Вот, значит, как?
— Прежде никто из них не брал подобного слова с Элинэи, — намекнул староста на остальную нечисть заколдованного леса.
Мальгер тяжело вздохнул и посмотрел на пробегающую рядом Элинэю. Знала ли она, что древний дед и безобразный староста не те, кем их считали все в округе?
— Раз Сверестень взял слово, значит вскорости попросит о помощи.
Реген кивнул умудренному старцу и произнес тихо-тихо, так, чтобы он один и мог его услышать:
— Нам надо помочь бедной девочке.
Мальгер повернул к нему голову, и глаза его, удивительно ясные для такого возраста, сверкнули.
— Ты не хуже меня знаешь, Реген, что подобное нельзя отменить. Данное нечисти слово не воротишь.
— Но Сверестень может потребовать слишком многого.
— Вот, когда потребует, тогда и подумаем, чем сможем помочь.
Разговор двух старцев неожиданно прервал порыв сильного ветра. Деревья, укрытые снегом, закачались. Зашумело в ветвях, и Элинэя, признав голос давней подруги-плакальницы, остановилась, не добежав немного до дразнившего ее Ригана. Она прислушалась к голосу ветра и побледнела. Затем кинулась к реке, не оборачиваясь вслед кричавшему ей мальчишке.
Сейчас она спешила к берегу Вязги, где дожидалась ее плакальница.
Неупокоенный дух девы стоял у самой границы занесенного снегом берега и скованной льдом реки — обители утопленниц, подобных той, которая теперь дожидалась Элинэи. Белая, как смерть, девушка тянула худые руки и вглядывалась вдаль. С длинной русой косой, босая и в простой льняной рубахе — именно такой ее и выловили из реки местные жители.
— Элинэя, — разомкнула иссини-белые губы речная дева.
— Зачем звала меня? — с трудом переводя дыхание, спросила ведунья.
Плакальница покачала головой, опечаленная и растерянная.
— Я узнала про дитя, — прошелестел ее тихий голос, и Элинэя застыла на месте. Недоброе предчувствие сковало сердце страхом.
— Про какое дитя?
— К ведьмам привели сироту.
Элинэя от этого известия вздрогнула, пошатнулась и едва не упала в снег.
— Девочка еще жива. Ведьмы как-будто ждут чего-то.
Элинэя кивнула плакальнице и попыталась взять себя в руки.
— Спасибо, что предупредила.
Она уже собралась бежать лесною тропой, но ее вновь остановил голос речной девы.
— Это не все, Элинэя. Ты должна знать, что эту девочку привел к ведьмам Сверестень.
«Ты должна знать, что эту девочку привел к ведьмам Сверестень», — голос подруги-плакальницы отзывался в мыслях Элинэи глухой болью.
«Каков же нечистый!» — зло думала она, пока бежала.
Да, лесной дух часто устраивал «шутки» со смертными. Заводил людей в глухой лес, пугал, создавая миражи и плутая тропинки. Но «играл» он таким образом только со взрослыми. Детей же, насколько она знала, он никогда не трогал. А ведь мать Элинэи, покуда была жива, предупреждала о его несносном нраве и советовала быть осторожной со Сверестенем. Да и со всей лесной нечистью без исключения.