Госпожа леса
Шрифт:
Хелена, так звали родительницу Элинэи, часто рассказывала о непостоянстве обитателей Сумеречного леса. Сегодня они твои друзья, а завтра — враги.
Элинэя внимала словам матери, запоминала все, о чем она говорила, и с годами научилась быть осторожной в общении с нечистью. Соседи, как-никак. А с соседями, известное дело, враждовать не следовало. Вот Элинэя и не враждовала. Жила в мире и согласии, приглашала в свой дом и сажала за стол.
— Нечисть остается нечистью, — однажды заговорила об обитателях леса Хелена, — с духа не смыть едкой
Элинэя внимательно слушала родительницу и хмурилась.
— Выходит, Сверестень мне не друг? — печально спрашивала девочка.
— Не друг, — отвечала Хелена и гладила по длинным мягким волосам, с любовью глядя на единственное чадо.
Сидели они, мать и дочь, схожие добрым сердцем и сильным даром, на лавке близ печи, грелись и говорили о нечисти.
— Но отчего же, матушка? — вопрошала Элинэя. — Ведь со Сверестенем мы часто играем. И он никогда меня не обижает. А вчера, вон, мы зайцу помогли и не позволили лисице выследить его.
Хелена на это улыбалась и качала головой.
— Запомни доченька, Сверестеню чужды добрые дела. Он делает лишь то, что посчитает нужным.
— Как это?
— Ему нет никакого дела до других, — терпеливо поясняла Хелена, — вот, вчера вы помогли зайцу уйти от лисицы, а Сверестень сделал это не из добрых побуждений, а лишь потому, что ему захотелось так.
— Выходит, нечисть проказничает и делает только то, что вздумается?
— Да, доченька, все так.
— И лесные духи такие из-за того, что у них нет души? — неуверенно спрашивала Элинэя, и ее мама неопределенно кивала в ответ.
Что ж, в том, что у Сверестеня не было души, Элинэя не сомневалась. Сколько раз он поднимал метель и создавал миражи? Скольких смертных едва не загубил из-за одной только прихоти? И если бы не Элинэя, сколько душ сгинуло бы в лесу? И все же детей до этого дня он не трогал.
«Ты должна знать, что эту девочку привел к ведьмам Сверестень», — звучал в голове тихий голос плакальницы.
— Что ж, теперь я знаю, — сердито повторяла ведунья, пока бежала, — и не забуду.
Поскорей бы свидится со Сверестенем и задать ему хорошенькую трепку! Да только лес, как будто не пускал ее, не давал пройти к обители ведьм — Гиблой поляне. Деревья наступали с обеих сторон, тянули к Элинэе корявые руки-ветви, противно скрипели и пугали, напоминая чудовищ из старых легенд. Элинэя бежала, не разбирая дороги. Благо, ее вело чутье и страх опоздать.
В ушах набатом звенели слова подруги-плакальницы о невинной душе, которую могли сгубить три злые ведьмы.
«Коли правда то, что всегда говорила о вас моя матушка, — мысленно молилась богам ведунья, — тогда вы не допустите лиха и убережете ребенка!»
Но были ли боги всесильны в этой обители, на земле, пропитанной древней магией?
Сумеречный лес, как бы ни хорохорился лорд Кэрдан, внимал лишь голосу ведьм. Это на бумаге и словах он принадлежал лорду, а на деле — трем сестрам с Гиблой поляны. И если бы они пожелали, то Элинэя, творившая вокруг добро и оберегавшая смертных, уже давно бы сгинула.
«Нет, лес не причинит мне вреда», — уверяла она саму себя.
А внутренний голос вторил ей:
«Ты жива лишь потому, что ведьмам нет до тебя никакого дела».
Но так уж и нет? Отчего-то же они позволяли ей жить на этой земле? Закрывали глаза на помощь смертным и добрые дела? Не обращали внимание на то, что не давала нечисти губить невинные души?
«Тебя защищает договор», — однажды обронил в разговоре мудрый староста. Знал Реген, несомненно, больше, чем могло показаться.
Наверное, прежде чем бежать в ведьмину обитель, ей следовало бы задержаться в деревне и спросить совета у старосты, но поворачивать уже было поздно, и Элинэя продолжала свой путь.
Неожиданно позади раздалось грозное рычание. Элинэя вздрогнула, оступилась, упала в снег и на мгновение прикрыла глаза, готовясь к худшему.
Своего преследователя она признала не сразу. Потому и не ждала ничего хорошего.
Заговоренный ведьминой магией Волк бросился на нее со спины и схватил зубами подол теплого платья, вцепившись мертвой хваткой так, что не оторвать.
— Пусти, — взмолилась Элинэя, одной рукой придерживая юбку платья, а другой скользя по белому холодному снегу.
На что она рассчитывала, упрашивая дикого зверя? Тот крепко держал, не разжимая челюстей, все больше обнажая острые клыки и лютуя.
— Пусти, прошу, — дрожал ее голос.
Но Волк не думал отпускать. Зверь мотнул остроухой головой, будто нерадивое дитя, а в глазах его, желтых, как топазы, мелькнуло осознание.
Неожиданная догадка пронзила, словно молния. Элинэя перестала сопротивляться заговоренному зверю, отпустила платье и позволила тянуть себя назад, как можно дальше от Гиблой поляны.
— Ты не хочешь, чтобы я шла туда, верно? — спросила у него и заглянула в самые глаза.
Прирученный ею зверь мотнул головой и разжал челюсти, выпуская теплую шерстяную ткань платья. Неспешно подошел к протянутой девичьей руке и ткнулся влажным шершавым носом в мягкую ладошку.
— Понимаешь, я должна, — ответила ему Элинэя.
Взгляд у ее Волка походил на человеческий — осмысленный, тоскливый, полный страха и тревоги за нее.
— Если не пойду, не смогу помочь маленькой девочке, что оказалась в беде, — продолжила она, едва касаясь грубой стылой шерсти.
Зверь опустился перед Элинэей в снег и замер, глядя грустными глазами. Наверное, хотел увести ее и уберечь от встречи с ведьмами, но та просила, терпеливо объясняя, почему должна ступить на проклятую землю.
— Кроме меня ей никто не поможет.
Элинэя указала рукой на поляну. За большими деревьями, которые росли здесь с незапамятных времен, виднелись огни. Они мигали, точно звезды, а между ними — силуэты нечисти.
— Позволь мне пройти, — попросила она у зверя и снова оглянулась, посмотрела на поляну.