Госпожа
Шрифт:
Глаза Кингсли распахнулись.
– У моего мужа интересный способ проявления любви.
– Это единственный для него способ. После нашей совместной ночи, я свернулась на коленях Сорена на заднем сидении «Роллс Ройса» Кингсли. Я спросила Сорена, любит ли он все еще Кингсли. Он ответил да.
– Вы все еще любите его, верно?
– Да. Но ты должна знать, это у нас ничего не отнимет, не отнимет моей любви к тебе, как и моя любовь к тебе не отнимет чувств к нему. Хотя, вряд ли он понимает это.
– Я понимаю. Правда. Кингсли знает, что вы
– Нет. И это к лучшему.
– Вы не хотите, чтобы он знал, верно?
– Сказать ему, что я все еще люблю и затем отказаться быть с ним? Этот вид садизма даже я не буду применять. Пожалуйста, не говори ему. Даже сегодня... я зашел слишком далеко.
– Я не скажу. Никогда не скажу.
– Это к лучшему, что он и я... мы должны быть друзьями. Ему больно, но будет еще больнее сказать, что я люблю его и удерживаю себя от него. По крайней мере, так он, вероятно, будет свободен и сможет найти еще кого-то.
Так вот оно что. Правда. Горькая и прекрасная правда. Сорен все еще любил его, всегда любил его, всегда будет любить его. Но он боялся нанести непоправимый вред и поэтому все это время держал Кингсли на расстоянии вытянутой руки. Больно узнавать правду, и все же этот вид боли больше всего пришелся ему по вкусу - боль от любви. Теперь в его сердце правда, и он никогда не чувствовал себя таким свободным.
– Можешь себе представить, как тяжело быть садистом с совестью, - продолжила Нора.
– Сорен переживает, что если будет с Кингсли, то причинит ему боль. И переживает, что если он с Кингсли, то причинит боль мне.
– Он и должен переживать. Я живое тому доказательство.
– Мари-Лаура рассмеялась, холодно и с издевкой. Кинг надеялся, что она будет смеяться так же, когда он всадит пулю ей в сердце. А он сделает это. Все это время он знал, что Сорен все еще хочет его, все еще стремится использовать его, как делал это во время учебы в школе. Он думал, что священник сдерживался из-за любви и преданности к своей малышке. Кингсли никогда не думал, что Сорен не прикасается к нему из-за любви к нему, из-за страха причинить ему больше вреда, чем он смог бы вынести.
Не мог до конца поверить в это, но знал, что Нора не лгала. У нее не было причин лгать, и были все основания говорить правду.
Сорен любил его. Все еще любил его. И любил его все это время. Сердце екнуло, голова закружилась. Мечта, которая, как он думал, умерла и была похоронена, снова ожила. Надежда воскресила сама себя. Он знал, что должен что-то сделать, что угодно, чтобы почтить это знание.
Он вернет Сорену его собственность. Вот что он сделает.
Мари-Лаура выбрала хорошую комнату. В нее не было входа для слуг.
Он вернулся по коридору для прислуги и вошел в кухню через кладовку. Добравшись до коридора, он заглянул в него, выжидая подходящего момента, чтобы продолжить путь. Кинг вытащил пистолет из наплечной кобуры и проверил предохранитель в последний раз. Сорен сказал не делать ничего, что привлечет смертельную опасность, не делать ничего, что привлечет смертельную опасность для нее. Хорошая мысль, но у каждого рожденного есть свой смертный приговор. Зачем бояться неизбежного?
В конце коридора он услышал какой-то шум. Один мужчина, затем и второй исчезли в комнате. Быстро и тихо он побежал по коридору и спрятался в тени за дверью. Вот она, его сестра стоит спиной к нему. Спустя столько лет, у нее была все такая же грациозная шея, то же тонкое тело танцовщицы. На полу кто-то лежал, тело. Мужчина стоял рядом с Мари-Лаурой, тоже спиной к двери, загораживая Кингсли обзор.
– Дикая сука, - сказал мужчина.
– Она сильнее, чем выглядит.
Другой мужчина опустился на колени у головы Норы и проверил пульс. Определенно он у нее был.
– Вы двое слишком долго добирались сюда, - сказала Мари-Лаура, ее голос был хриплым и напряженным. В руке был пистолет. Как и у мужчины. На кровати лежал электрошокер. Они оба целились в Нору, которая лежала без сознания на полу.
– Вы хотели остаться наедине с ней.
– Я думала, ты связал ее. Как она перерезала веревки?
– Без понятия. Мы обыскали ее.
Кингсли посмотрел вниз и увидел блеск серебра на полу - обычное лезвие. Так вот что Нора использовала, чтобы разрезать веревки. Оно, должно быть, вылетело из ее руки во время драки и приземлилось у двери. Он присел, подобрал его и спрятал в кармане. С его низкого поста он наблюдал и слушал.
– Когда она очнется?
– Скоро.
– Свяжи ее. И на этот раз правильно.
Три выстрела – все, что нужно было Кингсли. В затылок охранников. В затылок Мари-Лауры. Мужчины, кем бы они не были, выглядели как наемники - наемные киллеры, вполне устранимые. Но вот... вот она, его сестра, в десяти футах от него, и она даже не догадывается, что он стоит у нее за спиной.
– Есть идеи, почему мы еще должны держать ее здесь? Мы больше не должны тут находиться. Семья может вернуться в любой день.
Кингсли начал поднимать пистолет.
– Еще один день, затем мы уедем.
– Чего мы ждем?
– Его?
– Вашего брата?
Кингсли замер.
– Конечно, нет. Моему брату наплевать, жива я или мертва. Ему было наплевать тогда, наплевать и сейчас.
– Вы уверены, что он знает, где мы?
– Он знает.
– Хотите убить ее сейчас? Покончим с этим и оставим тело на его пороге.
Кингсли ровно держал пистолет. Сначала мужчины, затем Мари-Лаура. Он мог это сделать, делал тысячу раз. Хотя все они были чужаками. Враги государства. Монстры, рядом с которыми отец Сорена был бы кандидатом на канонизацию. Наемников он мог с легкостью убить. Но Мари-Лаура... она была его сестрой, несмотря на все произошедшее. Они были одной крови. Он провел тридцать лет, утопая в чувстве вины, потому что думал, что убил ее. Он не переживет еще одно ее убийства, не такого хладнокровного, стоя к нему спиной. Но он должен, должен ради Сорена. Он мог это сделать. Три выстрела. Больше не понадобится. Ничего... лишь три пули.