Госпожа
Шрифт:
– Что ты хочешь сделать?
– спросил Сорен почти шепотом.
– Не знаю. Как я и сказала,я никогда прежде не делала этого. Не знаю, каков протокол.
– Мы должны обсудить твои пределы.
Она пожала плечами и улыбнулась.
– Пределы?
– Пределы. Что ты хочешь, чтобы я не делал. Границы, которые ты не желаешь, чтобы я пересекал, какие они?
Она уставилась на него, будто он начал говорить на другом языке или запел. Ее границы, которые она не даст ему пересечь?
– Я шла с вами навстречу смерти.
Сорен вздохнул и взял ее за плечи.
– Если ты не хочешь говорить, что мне не делать, возможно, ты можешь сказать, что ты хочешь, чтобы я сделал.
Его руки переместились с плеч к полам рубашки. Он расстегнул верхнюю пуговицу. Грейс замерла, но не возразила. В конце концов, Нора предупреждала ее.
– Что я хочу... возможно, в вопросе уже есть ответ.
– Я не говорю, что дам тебе все, что ты захочешь. Но я могу позволить тебе заслужить это.
Он улыбнулся, так высокомерно и доминирующе, что она ощутила слабость в коленях.
Расстегнулась еще одна пуговица, затем еще одна.
Она спросила Нору о том, что будет дальше, как только все начнется.
– Возможно, он выпорет тебя различными игрушками, - сказала Нора, словно быть избитой было какой-то игрой. – Порка может длиться от нескольких минут до нескольких часов, в зависимости от того, сколько ты сможешь принять.
Нервничая, Грейс задала последний вопрос.
– И как мы... то есть, как он... заканчивает?
– Грейс, дорогая моя, Бог создал женскую спину и сделал ее такой легкой мишенью по одной очень веской причине.
– Скажи мне, чего ты хочешь, Грейс, - ответил он и добрался до последней пуговицы, - или ночь закончится прямо сейчас.
– Я хочу, чтобы вы поцеловали меня, - ответила она, удивившись своей храбрости.
– Правда?
– Он расстегнул последнюю пуговицу и распахнул ее рубашку. С мучительной медлительностью Сорен стянул ее с плеч и рук.
– Да.
– Хочешь угадать, скольких людей я целовал в губы за всю свою жизнь?
– Он провел руками по ее бокам, едва коснувшись большим пальцем ее груди.
– Наверняка, не многих, как и я.
Он прижал ладонь к центру ее груди. Она не могла поверить, что стояла обнаженной перед этим мужчиной, этим священником. Даже в черных джинсах и черной футболке он все еще был для нее священником. В нем была святость, божественность. Независимо от того, что произойдет между ними сегодня, она знала, что ничего не сможет поменять ее отношение к нему. Его святость была неизменной, как истина или красота.
– Скажите, как заслужить, и я сделаю это.
– Десять минут.
– Десять минут?
– повторила она.
– Чего?
Сорен отошел от нее, наклонился к черной сумке и расстегнул ее.
– Вы носите... ваше оборудование с собой?
– спросила она.
– Я мужчина. Мое оборудование всегда со мной.
Она покраснела.
– Вы знаете, что я имела в виду.
– Прежде чем приехать сюда, я не упаковал свое «оборудование», как ты его назвала. Это кое-что из снаряжения Кингсли, которое он держит в машине. К счастью, у Кингсли безупречный вкус.
– В чем?
– Во флоггерах. Тростях. Плетях. Впечатляющая коллекция игрушек.
Сорен встал, и она увидела флоггеры в его руках, несколько штук.
– Флоггеры? Это больно?
– Очень даже, - ответил он, раскладывая их на кровати.
– В доме находится моя племянница, поэтому, пожалуйста, постарайся не кричать.
– Я попытаюсь. Но...
– Она посмотрела на него и заметила намек на улыбку на его губах.
– Вы снова это делаете. Вы играете с моим разумом.
– Прелюдия, Грейс.
– Он подошел к ней и легонько укусил за плечо.
– Сначала игра с разумом. Затем с телом.
Он собрал ее волосы и перекинул на плечо. Когда он прижал ладонь к ее спине, у основания шеи, Грейс вдохнула и закрыла глаза. Так странно ощущать руки другого мужчины на своем теле. Иен едва прикасался к ней за те три ужасные ночи, которые они провели вместе. Это было просто перемещение из пункта А в пункт Б. То был настоящий секс, и он ощущался менее интимным, чем рука Сорена на такой уязвимой части ее тела.
– Я не буду тебя связывать, пока нет. Скрести руки перед лицом и обопрись о столбик кровати. Упрись лбом в руки. И не забывай дышать.
Она сделала, как он велел, успокаиваясь тихой властью его голоса.
– Флаггеляция не оставит следов на тебе.
– Он ласково погладил ее спину от шеи до бедра.
– В худшем случае останутся небольшие ссадины. Боль острая и тупая, полная противоположность боли от однохвостки, острой и точечной. Все, что я сделаю с тобой сегодня, не оставит меток или шрамов на тебе. Но будет больно и будет очень больно. Ты понимаешь это, Грейс?
– Да.
– Я начну, когда ты скажешь, что готова.
– Я готова, - выдохнула она дрожащим голосом.
– Хорошо. Мы не будем заморачиваться со стоп-словами. У нас с Элеонор они есть, потому что ей нравится быть побежденной во время секса, а мы часто играем жестко. Она любит говорить «нет» и «стоп» ради наслаждения тем, как я игнорирую ее протесты. Лишь когда она говорит стоп-слово, я действительно останавливаюсь. Для тебя, если ты скажешь «стоп» или «нет», я учту твои пожелания.
– Благодарю.
– И если ты продержишься десять минут, - сказал он, Грейс повернула голову и заметила, как он смотрит на часы на каминной полке, - я дам тебе то, что ты хочешь.