Гость монсегюра
Шрифт:
Еще год на поиск подходящих людей среди отставных имперских этериотов и попытки сколотить из них более или менее боеспособное подразделение. Империя уже многие столетия исхитряется вести войны, стравливая соседние государства и избегая прямого участия своих войск. Имперским гвардейцам нет равных в охране дворцов и посещении покоев придворных дам, а вот война – дело совсем иное…
Впрочем, нашу задачу упрощал тот факт, что мне заранее было известно, что именно придется делать моим людям, оставалось только ненавязчиво намекнуть им, что я обладаю некими сверхъестественными способностями и лучше готовиться к тому, о чем говорю я, вместо того, чтобы распылять силы. Они достаточно быстро убедились в достоверности моих "прогнозов" и со временем
Спустя год, мой небольшой отряд уже стоял на разоренной крестовым походом земле Лангедока и наблюдал, как последние из оставшихся в живых катар собираются под неприступными стенами священного замка Монсегюр, ища защиты от притеснений и погромов, учиненных под высочайшим покровительством Папы Гонория III и короля Франции. Замок представлял собой очень хорошо укрепленное сооружение с высокими каменными стенами, расположенное на вершине горы. Нет сомнения, что взять такую цитадель даже очень большими силами достаточно сложно, придется лезть в гору под огнем обороняющихся; тяжелую кавалерию применить почти невозможно, даже обученные рыцарские боевые кони не понесут тяжело-бронированного рыцаря на крутой склон. Одна лишь проблема мучила епископа Бертрана – некому было защищать стены крепости. Ибо всякий Совершенный принимал на себя не только обет безбрачия и воздержания в еде и прочих мирских радостях, но также клялся никогда и не под каким предлогом не брать в руки оружие и не лишать жизни не только человека, но и невинных животных. Лишь
только змею мог убить Совершенный, демонстрируя тем самым манихейское отношение к первородному греху… Конечно, среди катар были и обычные люди, не взявшие на себя обеты Совершенных, вот только люди эти в силу беззащитности своих воззрений тысячами гибли под мечами крестоносцев и на кострах Инквизиции.
Папа объявил крестовый поход против приверженцев неугодной веры и рыцарям, участвующим в нем, были обещаны не только земли и золото, но и прощение всех грехов: прошлых, настоящих и будущих. А за такую плату любой высокородный подлец с радостью пойдет убивать и насиловать…
Правители графства Лангедок всегда были независимы от французского королевства и испытывали сильное культурное влияние византийской империи. В конечном итоге, такая их независимость надоела французскому королю, а развитие в Лангедоке ереси надоело Папе и началась большая резня, превратившая цветущий край в выжженные руины. И лишь гордый замок Монсегюр возвышался над землей, которую вот уже не первое десятилетие топтали кони разорителей. Но, всякой свободе приходит конец, свой роковой час пробил и для Монсегюра.
3.
Ранняя весна в Лангедоке радовала необычайно теплым и мягким климатом, видимость с южной сторожевой башни Монсегюра, расположенного на высоком холме,
позволяла наблюдать все передвижения осаждающих войск у подножия холма. Именно это обстоятельство не позволяло неприятелю сконцентрировать большие силы у стен замка для внезапного удара.
Ранним утром посыльный с южной башни принес известие – в лагерь крестоносцев прибыла карета в сопровождении небольшого отряда тяжелых всадников. Гербы и штандарты разглядеть издалека было невозможно, но и без этого было очевидно, что в осаждающий лагерь прибыли папские послы с каким-то приказом. Собственно, приказа в таких случаях могло быть только три – начать решительный штурм, предъявить условия сдачи или прекратить осаду. Все замерли в напряженном ожидании, что же предпримут рыцари после папского письма. Все, кроме меня…
4.
Самое сложное в нашей работе, момент истины: несмотря на многолетнюю теоретическую подготовку и изучение тысяч достоверных и не очень исторических документов, все-же остается ничтожно маленькая возможность, что расчеты неверны и та или иная историческая личность, вместо которой Институт помещает своего исследователя, на самом деле реально существовала.
Сколько бы ни придумывали писатели-фантасты, никакого временного парадокса не существует. Если в одна-тясяча-лохматом году на исторической сцене существовал человек по имени Иван Иванов, то значит он там существовал и никто ничего с этим поделать не сможет, это все равно как сдвинуть с орбиты звезду… Другой вопрос, откуда взялся этот самый Иван Иванов. Если копнуть хорошенько, то можно выяснить, что появился он "ниоткуда", родители его никогда не существовали. Или, напротив, личностью он был вполне реальной и существующей, только вот известен был скорее как городской сумасшедший, и вдруг, словно по мановению волшебной палочки, стал политиком, военачальником или ученым. Вот в этом случае и стоит задуматься, а не внедрить ли в него исследователя. Все теории, как известно, разбиваются о глухую стену реальности, вот и в этом случае мы не смогли придумать ничего лучшего, кроме как "постоять за углом и посмотреть". Если мне известно, что некий византийский наемник с отрядом появится 25 февраля 1243 года у ворот крепости Монсегюр и предложит свои услуги епископу, то единственный способ понять, обо мне идет речь или нет – установить наблюдение и посмотреть, не появится ли кто-то иной. Если никто не выйдет на сцену в обозначенный момент, значит пора объявлять мой выход! Иначе – остается пойти и вскрыть себе вены, чтобы проснуться через тысячу лет в камере синтезатора и ощущать себя владельцем совершенного новенького, с иголочки, тела…
Однако, меня никогда не оставляло ощущение, что в тот самый момент не только я наблюдал, но и за мной наблюдали…
5.
Папские парламентарии не заставили себя ждать. Громовой голос рыцаря-храмовника был странным смешением презрения и страха. Похоже, в глазах этого юноши катары действительно были пожирателями младенцев и слугами сатаны…
"Я, рыцарь ордена храма Соломонова, граф де Монфор, оглашаю вам всемилостивейшую волю божественного наместника, папы Гонория III: Позволяю защитникам крепости Монсегюр сдать оружие и предаться на милость святой церкви. Воинам прощаются все их преступления перед церковью и короной, они могут покинуть крепость вместе со своим имуществом и получить свободу. Так называемые "совершенные" должны покаяться святой инквизиции в грехах, принести клятву на святом образе, после чего они будут прощены. Для обсуждения условий сдачи защитникам крепости предоставляется двухнедельное перемирие. По истечении указанного срока крепость надлежит сдать ".
Последние слова храмовник выдавил из себя с явным неудовольствием, видимо его искренне возмущало, что сатанинские слуги получают столь мягкие условия сдачи, хотя достойны быть затоптанными под копытами боевых коней…
Когда папские условия были выслушаны, у меня сложилось впечатление, что удивили они только оставшихся в живых моих бойцов. Катары вели себя так, словно знали будущее не хуже меня, и никто из них даже не усомнился, что условия ультиматума – ложь от начала и до конца! Им были дарованы две недели, но это было лишь время для того, чтобы подготовиться к смерти.
Я спустился со сторожевой башни и отправился к коменданту, мсье Арно-Роже де Мирпуа, старому дворянину, который примкнул к катарам еще до нашего появления, и всем своим поведением высказывал готовность служить их идее до гробовой доски. Впрочем, обряда посвящения он не прошел и "совершенным" не стал. Да и военачальник из него был никудышный, номинальное бремя власти в замке он с готовностью отдавал другим, оставляя себе и своим людям управление остатками съестных припасов, охрану внутренних помещений и, что меня во сей этой истории интересовало больше всего – подвалов замка. Ведь именно в многокилометровых лабиринтах подземелий начинался тот путь, ради которого я и явился сюда. Но господин де-Мирпуа хранил тайну подземелий Монсегюра лучше, чем я хранил его стены, ведь никто, кроме быть может епископа Бертрана, даже и не догадывался об их существовании…
Конец ознакомительного фрагмента.