Гостеприимный край кошмаров
Шрифт:
Небо впереди по-утреннему посветлело – водянистая синева сильно разбавленной акварели. На этом фоне тянулись во весь окоем вереницы каменных арок – зрелище подавляло своим гигантизмом и тревожило отсутствием очевидного смысла. У Лерки то и дело перехватывало дыхание, ноги подкашивались, словно чужие. Отсюда надо поскорее уйти, в ту или в другую сторону – не важно, главное, подальше отсюда, граница Отхори – невыносимое место.
– Вот он, – Лайя ухмыльнулась, показав острые опаловые клыки. – Смотрит…
Вдали, в зеркально умноженном арочном царстве, маячила человеческая фигура.
– Лерка, здесь сама не пройдешь, я тебя понесу, – Проводник подхватил ее, как в прошлый раз, когда перебирались через речку.
Грубовато вырубленные арки наплывали,
Наконец невещественная «вода» их выпустила. Впереди пустырь, за ним виднеются то ли дома, то ли деревья, не понять – даже не туман, просто все там неоформленное, сырое тесто сновидений, из которого может вылепиться что угодно. А на краю пустыря стоит мужчина в красной щегольской рубахе, штаны заправлены в сапоги, по одежде пляшут саламандрами огненные узоры.
– Кирсан! – радостно окликнул Проводник.
– Давненько не виделись, – отозвался тот. – Что за чудеса творятся: ты – и подцепил девочку! Глазам не верю…
Лерка оторопело моргала: голос Кирсана, прапрапрадеда Златы Новашек, и усмешка точь-в-точь его, но он же старый, в инвалидном кресле, а этот молодой, крепкий, волосы черные как смоль.
– Кирсан, заберешь ее?
– Да кто ж от такой красавицы откажется? Давай сюда!
Лерку передали из рук в руки, словно ценную бандероль. Спохватившись, она крикнула:
– Проводник, спасибо! Помни о том, что в мире живых у тебя есть друг, и если бы ты был живой, мы обязательно были бы друзьями!
Он в ответ грустно и тепло улыбнулся, а в следующий момент улыбка исчезла, взгляд стал тревожным:
– Черт, Кирсан, сюда летят гарпии! Уноси Лерку, я их отвлеку, чтобы за вами не увязались.
– Попробуй, – проворчал колдун. – Продержись, сколько сумеешь, девчонку-то на раз-два-три отсюда не вытащить.
Он облапил Лерку и прижал к себе, его подстриженная борода колола ей шею, а Проводник шагнул на пустырь, навстречу двум слепяще-белым сгусткам, которые неслись к нему со стороны, противоположной Отхори. Его сплошь окутало серебряно-черное зловещее сияние, скрыв и серый джемпер, и джинсы, и длинные волосы, и лицо, которое вначале завораживало Лерку своей нереальной красотой, а потом перестало завораживать, потому что она общалась с Проводником-человеком, не имеет значения, живым или мертвым, который по-любому важнее своей внешней оболочки. Разгораясь все ярче, сияние-доспех ощетинилось шипами, и три сверкающих сгустка сшиблись, сцепились в бешеный клубок. А Кирсан и Лерка в это время уплывали прочь сквозь взбаламученную пеструю зыбь людских сновидений.
– Дурехи, – заметил колдун. – Сколько лет прошло, как он ухайдакался, а им все неймется. Если почуют, что парень выбрался на нашу территорию, тут как тут налетают.
– Что с ним будет?
– Ничего страшного, не бойся. Не в первый раз. Увидит кошмар да проснется.
– А не заколдуют? Вдруг он наяву заболеет…
– Что ты, порча его не берет, ни во сне, ни наяву. Его защита спалит любую гадость. Иначе давно бы уже оделили всякими болячками, чтобы жизнь шоколадом не казалась.
– Как его зовут в реальной жизни?
– Раз сам не сознался, сдавать не буду. Держись!
Окружающая зыбь закрутилась вокруг них штормовой воронкой, Лерка изо всех сил вцепилась в колдуна.
– Вот радости-то, что меня девочки так любят и обнимают! – довольно хохотнул Кирсан. – Теперь оно только во сне бывает… Добрались, красавица, ПРОСЫПАЙСЯ!
Разжав объятия, он оставил ее одну в затхлой темноте. Сердце колотится, как в миксере. Рядом слышится тяжелое мерное дыхание и храп, больше никаких звуков. По контуру дверного прямоугольника сочится желтый свет.
Сбросив одеяло, Лерка села на заскрипевшей кровати. Надо убедиться, что это не еще один сон. Кое-как встала, босиком пошлепала к двери. Занесло, на что-то налетела в потемках – вроде бы на спинку другой кровати, потом еще раз налетела, но добралась-таки до выхода и вывалилась
Пахнет лекарствами, спиртом, мочой, какой-то дезинфекцией. Тускло светят электрические лампочки, за окном синеют предутренние сумерки, а в палате шторы, поэтому сперва показалось, что стоит глубокая ночь. Голова спросонья кружится, руки-ноги неловкие. И трусов на ней, кстати, нет, только застиранная хлопчатобумажная пижама длиной до середины бедер. Ага, добро пожаловать в Страну Живых!
Окончательно обессилев, сползла по стенке на корточки. Половицы холодные, тянет сквозняком.
Из ярко освещенного проема выглянула растрепанная полная женщина в белом халате. Осоловело спросила:
– Ты чего?
– Я ничего, – отозвалась Лерка, удивившись слабости и сиплости собственного голоса. – С добрым утром.
Часть 4
Прорыв
Злые языки называли Клаурамца Складским Гением. Его жилище соответствовало прозвищу: громоздятся шкафы, этажерки, стеллажи с подписанными от руки бумажными наклейками, сверху на это столпотворение взирают сто лет не беленные потолки, повсюду царит характерный сумрак подсобки. Не дом колдуна, а контора средней руки, так и ждешь увидеть на стенах плакаты с призывами не опаздывать на работу, соблюдать дисциплину, закрывать на ночь окна и предаваться в нерабочее время дозволенным летним удовольствиям, а в случае обнаружения в помещении запрещенных жизнеформ немедленно звонить в Санитарную службу. Вместо этих полезных рекомендаций в темноватых расщелинах меж боковин деревянных монстров висели лакированные клешни и панцири, грозди похожих на тусклые глаза стеклянных бусин, что-то засушенное – то ли диковинные растения, то ли ветвящиеся бронхи.
Хозяин дома походил скорее на педантичного управителя, застрявшего на середине карьерной лестницы, чем на волшебника. Строгое сухощавое лицо, очки в роговой оправе, запах умеренно дорогого одеколона, опрятный рабочий халат.
Демчо пригласили к столику, втиснутому между облупленным древним секретером и подпирающим потолок ржавым стеллажом, угостили стаканом крепко заваренного чая. Отсюда через пять минут не уйдешь, колдун сперва захочет пообщаться.
Сам постоянно блуждающий тропами одиночества, Демчо безошибочно угадывал то же самое в других. Клаурамец, человек неглупый, но, на свою беду, завистливый, в то же время скованный жесткими рамками правил, которым подчинялся по велению души, вдобавок оскорбленный пренебрежением коллег – тех, кто хватает с неба звезды, лишь чуть-чуть обжигая пальцы, – держался от всех наособицу, но иногда его тянуло попить с кем-нибудь чайку и поболтать. Молодой курьер с подозрительными связями оказался собеседником в самый раз. Не наглец, не маг, который когда-нибудь тебя переплюнет, нем как могила. Заказчики-колдуны прекрасно понимали, что старый Тим с внуком либо сами промышляют контрабандой, либо знаются с контрабандистами, и каждый хранил этот секрет как свой собственный, не желая потерять источник лесных редкостей. К тому же Демчо не имел привычки заглазно зубоскалить, эту черту Клаурамец тоже ценил: нет риска, что парень потом пройдется на его счет.
Выслушав предложение, маг, похожий на менеджера-трудоголика, задумчиво подытожил:
– Итак, ты приносишь в обмен на ожерелье «свекольный зуб», и я продаю его по своей цене покупателям, которых ты же и порекомендуешь. С этим все понятно. А вот зачем тебе ожерелье понадобилось?
– Хочу сделать подарок одной даме, она тоже колдунья. Ей должно понравиться.
– Так-так… – Складской Гений словно уксуса хлебнул, да еще слегка поперхнулся. – Какой даме?
Само собой, он в курсе, что Трофана Тугорик интересовалась этой кесейской вещицей. И впрямь скорее удавится, чем отдаст, а еще лучше – удавит Демчо. Может, он до сих пор Трофану любит, потому и живет бобылем, и доступными летними радостями пренебрегает… Или же его прежняя любовь трансформировалась в лютое чувство, разъедающее душу, как соляная кислота. И в том, и в другом случае интригующему нахалу не поздоровится.