Гостиница
Шрифт:
– Пока не приказывают… Но логика социальных отношений выше их субъективных устремлений. К тому же твое появление здесь опровергает твои слова… Ты пришел учить меня жить, а я этого не желаю!..
– Но при этом пыжишься сам стать учителем жизни…
– Да, чтобы окончательно выработать в человечестве иммунитет против мессий!
– Как много ты говоришь, Мессир… – вздохнул Мессия.
– Мои слова безопасней для мира, чем твои действия… – усмехнулся тот. – Кстати, не думай, что ты по своей воле пришел ко мне. Это я приказал тебе явиться, позволив обнаружить себя, зная, что ты не удержишься от попытки навести порядок…
– Что
– Сам увидишь…
– Остановись!
– Поздно, боженька… Ты сам виноват…
Госпожа Президент, отпустив всех своих референтов и секретарей, в одиночестве сидела в своем кабинете, отключившись от всего мира. Последнее время она нередко позволяла себе такие минуты отдыха.
Она медитировала, погрузившись во вторую часть своего любимого ре-минорного скрипичного концерта Вивальди, и грустная мелодия ласково уносила ее в пронзительно чистые выси… Или глубины?.. Мгновениями она ощущала течение глубинных струй той тихой маленькой речки, которой была когда-то во сне.
Речка неизбежно ассоциировалась с ТЕМ, КОГО ОНА ЛЮБИЛА, а ОН – с ее сыном… И зачем она утешает себя этой сказкой, придуманной двумя женщинами, потерявшими одного любимого?..
У нее есть сын, которого она любит, и так ли уж важно – откуда он взялся. Главное – он с ней. У нее есть нужная людям работа и Общее Дело… Ее Город вырос до размеров планеты. Чего же еще ей желать?.. Только покоя и сил, чтобы жить дальше.
Недавно, проводив Бабушку в Последний Путь, они с сыном встретились в этом кабинете.
Он стоял у окна и смотрел на Гостиницу. От него исходило ощущение тоски и растерянности, так несвойственное ему – Проводнику человечества. Оказалось, что до сих пор они плохо осознавали, как много в их жизни значила Бабушка.
Потом он отвернулся от Гостиницы и посмотрел на нее непривычным “мужским” взглядом. Боже! Как он был похож на ЕЕ МЭРА! Только волосы без седины, да фигура потоньше. Совсем как тот, кто пришел на берег озера…
Она никогда не прятала от него своей наготы, и он правильно воспринимал ее как нечто естественное. От этого же раздевающего взгляда ей стало не по себе. Хотя стыдиться своего тела ей не приходилось – спорт, йога, психотренинг и небольшие косметические операции помогали ей в свои года выглядеть не более чем на тридцать.
– Бабушка сказала… – начал было он.
– Я знаю, что она сказала, – перебила госпожа Президент.
– Я понял так, что она благословила нас…
– Ты правильно понял. Но благословение – не приказ… Она сильно преувеличила проблему…
– Но я тебя очень люблю… И сознание того, что ты испытываешь муки, которые я могу облегчить…
– Нет, милый мой, – улыбнулась она открыто, – нет никаких мук!.. Я уже вышла из того возраста…
– Ни из какого возраста ты еще не вышла! – запальчиво возразил он.
– Может быть, возраст здесь и ни при чем, – легко согласилась госпожа Президент, – но у меня выработалась определенная шкала ценностей, целей, потребностей, которая если и не вовсе исключает секс, то подразумевает его в «платонических» формах. Наверное, в психиатрии это как-нибудь называется, ну, и пусть… Мне комфортно жить в такой системе координат, и я не хотела бы ее менять… Я люблю тебя как сына… А то, что ты похож на того, кого я хотела… ничего не значит…
И
А если бы он не рассуждал… если бы не ссылался на завещание Бабушки, а сам?..
Госпожа Президент почувствовала, как кровь прилила к лицу, и подошла к раскрытому окну. Прохладный ветерок словно бы начал перебирать ее волосы нежными пальцами, скользя по шее…
«Что это со мной?» – обеспокоенно подумала госпожа Президент. Давно с ней такого не было.
Послышались шаги. Распахнулась дверь. В проеме стоял ОН – ее Сын, ее Шеф, ее Бог…
Его взгляд опалял таким пламенем, какого она никогда не ощущала в нем. Он был словно бомба перед взрывом, вулкан перед извержением…
Закрыв за собой дверь и повернув ключ, он двинулся к ней, не отрывая взгляда от ее ошеломленных глаз…
– Ты ждала меня, и я пришел, – произнес он странным гулким голосом, будто бы идущим изнутри. Сын никогда не говорил так.
– Чего ты хочешь? – прошептала она, бледнея, и ясно, убийственно ясно каждой клеточкой своего девственного тела ощущая, чего он хочет…
– Я хочу того же, чего и ты, – сверкнул он глазами, не отпускавшими ее взгляд, словно втягивал ее в себя… Я хочу того, чего жаждал небытие назад, – продолжил он, приближаясь, – я хочу того, что заставляло тебя выть бессонными ночами и метаться по одинокой постели, призывая меня… Я хочу продолжить то, на чем мы остановились в прошлой жизни…
– Но… – прерывающимся шепотом попыталась возразить она, – тогда нам ничего больше не надо было…
– Неужели ты до сих пор не поняла, какими мы были идиотами?! – прошептал он в ответ, протягивая к ней руки. – Теперь каждый раз, отдаваясь мне… нет, владея мной, ты будешь испытывать сразу все то наслаждение, которого была лишена всю жизнь… Каждый раз за всю жизнь, – проникал в нее гипнотизирующий голос. – И ты будешь забывать обо всем, кроме страсти, испепеляющей и вновь воскрешающей тебя…
Его пальцы коснулись первой пуговички ее белоснежной блузки, и она словно бы перенеслась на много-много лет назад в свою молодость… Только теперь она ощущала себя разверзнутым жерлом вулкана, внутри которого клокочет раскаленная лава, расплавляющая ее, превращая в пламень, свет и яростную жажду взрыва и свободы…
Взрыв приближался неукротимо и властно, накапливаясь в ее недрах, и вдруг сотряс все тело, все склоны и всю планету, которой она была в этот миг… И лава взлетела ввысь, осветив напуганный мир, и пошла через край, испепеляя и расплавляя все на пути: сначала лавой был испепелен диван, потом письменный стол, потом стол заседаний, потом ее рабочее кресло… Она пыталась залить лавой ЕГО, стоящего на ее пути подобно утесу, обвивала его бедра и бока ногами, сжимала шею и грудь руками, билась о него разверзнутым лоном, но он был непоколебим – высокий, твердый и прекрасный, входя в нее и наполняя неутолимой и бесконечно утоляемой жаждой обладания…