Государственный переворот: Практическое пособие
Шрифт:
Ислам, имеющий всеобъемлющий характер в качестве религии, политической системы и цивилизации одновременно, до сих пор (хотя и в гораздо меньшей степени, чем раньше) представляет собой важную политическую силу, и его религиозные лидеры играют признанную всеми политическую роль. «Профессоры» университета «Аль-Азхар» в Каире, одном из главных теологических учреждений мусульманского мира, периодически подталкиваются режимом Насера к откровенно политическим декларациям. Исламская система менее централизованна, чем католическая, поэтому ни у одного из лидеров ислама нет такого же авторитета, как у папы. Однако в каждой стране местные исламские лидеры до сих пор очень важны. Даже распространение «арабского социализма» не подорвало позиций ислама, и правительства, следующие крайне левой линии во внешней и некоторых сферах внутренней политики,
Политическая стерильность ислама в последнее время означала, что, хотя он был использован правительствами для пропаганды их политических инициатив, ислам сам по себе действовал только тогда, когда его религиозная ортодоксальность подвергалась прямой атаке [81] . Соответственно, если у нашего переворота нет прямой антиисламской окраски, религиозные лидеры в исламском мире не станут инициировать никаких действий против нас. Поэтому нам нужно помешать нашим оппонентам приписать нашему перевороту такую окраску.
81
Это и последующие заявления относятся к исламу суннитского толка: еретические шиитские секты — совсем другое дело. Их политическое и религиозное руководство часто представлено одним и тем же человеком, и они зачастую очень активны политически.
В постоянной политической войне между «арабскими социалистами» и монархиями в арабском мире последних обвиняют в том, что они являются «инструментами сионистско-империалистических нефтяных монополий», а первых — в том, что они хотят заменить ислам своими безбожными взглядами. Но в настоящее время даже мнимые «прогрессисты» (soi-disant) не мечтают о вызове исламу, который, так или иначе, благодаря языку Корана остаётся главным фактором, связывающим друг с другом арабские страны, разделённые как историей, так и географией.
Таким образом, с учётом всего вышесказанного мы можем проигнорировать ислам как активную политическую силу. То же касается и индуизма, который, хотя и сильно отличается от ислама во всех отношениях, разделяет с ним пассивную политическую роль. Несмторя на то, что различные политические силы в Индии последовательно использовали индуистские религиозные чувства, сами религиозные лидеры никогда не начинали никаких крупных политических действий (даже периодические кампании против забоя коров обычно подхлёстываются крайне правыми партиями).
Экстремальным примером возможностей динамичного религиозного руководства является «основная линия» буддистского движения в Южном Вьетнаме. Почти постоянные военные действия в стране на протяжении жизни последнего поколения и политически деструктивные последствия правления режима Дьема привели к коллапсу социальных и политических структур в стране, в то время как её экономика сократилась до размеров локального натурального сельского хозяйства, а города зависят от американской помощи. В этой ситуации новые экономические, политические и социальные силы стали очень слабыми, а группы, основанные на старых религиозных привязанностях, — единственными значимыми гражданскими силами во вьетнамском обществе. Наряду с основным буддистским движением, возглавляемым Тхи Три Кваном и другими региональными лидерами, существует следующая расстановка сил (на начало 1968 года).
Хоа Хао Ноа Нао: реформированная буддистская группа с большим количеством приверженцев в южной части страны (дельта Меконга). Её лидеры ориентированы на участие в политике и, за исключением локальных прочных союзов, настроены против
Као Дай: важная буддистская секта со своей историей участия в политике.
Бьен Хуэн: небольшая, но очень активная полусекта, полутайное общество. Она сильна главным образом в районе Сайгона, и прежде чем режим Дьема отказался от её услуг, в руках секты была полиция города — и его преступный мир. Секта находилась под влиянием тайных китайских обществ из местности по берегам реки Чолон, и результатом репрессий против неё со стороны режима Дьема стало не её разрушение, а уход в подполье.
Католики: до падения режима Дьема католическое меньшинство подчиняло себе буддистское большинство. Многие из членов южновьетнамской католической общины являлись беженцами с севера страны; при французах многие католики активно сотрудничали с колониальными властями и служили во французских вооружённых силах. Сейчас, когда, как представляется, Юг Вьетнама идёт по такому же пути, который избрал Север в 1954 году, католическая община оказалась в отчаянном тупике. Их деятельность против возможного прокоммунистического переворота (или переворота, который выступал бы просто за мир с южновьетнамскими партизанами) была бы немедленной и, возможно, очень эффективной.
Все эти религиозные группы способны выступить против переворота: места их встреч могут служить также для сбора и убежища наших оппонентов; священники могут вдохновить и скоординировать массы для борьбы против нас; наконец, их прямое влияние на армию и рядовых бюрократов может быть использовано для противодействия установлению нашей власти.
Религиозные группы, имеющие большой вес в той или иной стране, отличаются с доктринальной точки зрения, но в организационном отношении достаточно похожи, чтобы применить против них общий метод нейтрализации. Если у них есть собственные теле- и радиовещательные службы, такие, как «Радио Ватикана» или небольшие радиостанции американских миссионерских сект в разных частях мира, мы можем временно вывести их из строя. Места сбора верующих, где скорее будут воодушевлять, чем сковывать оппозицию, не стоит закрывать административными методами, но доступ к ним должен быть закрыт «случайными» блокпостами.
Лидеры религиозных организаций представляют особую проблему в смысле нейтрализации: арестовывать их крайне неразумно ввиду их психологического влияния на общественное мнение. К счастью для нас, зачастую внутри религиозных организаций реально принимают решения другие люди, помоложе и не находящиеся в центре внимания общественности. С нашей точки зрения ключевые фигуры — именно они. Если лица, реально принимающие решения, — не номинальные руководители религиозных организаций, то мы арестуем их; но если это одни и те же люди, мы этого делать не будем. Короче говоря: Тхи Три Кван, который реально принимает решения, но не входит формально в высшее руководство, должен (может) быть арестован; но папу римского, репрезентативного и реального лидера одновременно, арестовать нельзя, так как это вызовет большое противодействие, и его последствия перевесят любое преимущество, которое можно получить от ареста понтифика.
Политические партии
В отличие от других групп, являющихся потенциальным источником для противодействия перевороту, политические партии — наши прямые конкуренты: их первичная цель — как и наша — завоевание политической власти [82] . Это необязательно делает их главной или даже значительной потенциальной угрозой для нас, но означает, что их реакция на переворот будет наиболее быстрой. Будет ли такая ответная реакция словесной и чисто декларативной или же более прямой и реальной, зависит от целого набора факторов, включая природу руководства партий, их организационную структуру и членов. Так как политические партии столь же отличаются друг от друга, сколь и страны, где они борются за власть, мы подвергнем их классификации, то есть разделению на несколько категорий в качестве прелюдии для изучения методов по их индивидуальной нейтрализации.
82
Это их цель. Их функция, однако, состоит в аккумулировании различных интересов.