Государыня
Шрифт:
— Иди к своему боярину, вели, чтобы сей же час подготовил мою тапкану и возки в дальний путь. И пусть поднимет в седло полусотню воинов во главе с князем
Ромодановским. Ещё передай, что проведём в пути не менее месяца. Да дьяку Кулешину скажи, чтобы пришёл ко мне, не мешкая.
— Слушаюсь, матушка–государыня, всё так и передам боярину Дмитрию и дьяку Фёдору.
Вскоре на половине княгини Елены всё пришло в движение, начались сборы в дорогу, и закончились они лишь к полуночи. А утром, ещё туман покоился над водами и берегами Вилии, солнце ещё не поднялось, только заря обозначилась за Вилейкой, ворота Нижнего замка распахнулись, и на мост выехали тапкана, запряжённая четвёркой серых лошадей, пять крытых возков и несколько повозок с кормом. Весь этот поезд сопровождала полусотня воинов
Добрым человеком Миколу прозвали за его нрав. Он был и впрямь сердечный, милосердный, с душой нараспашку и с неуёмной жаждой служить людям. Если бы не ум учёного и государственного мужа, этот улыбчивый, голубоглазый, круглолицый волжанин из Рыбной слободы, что на Волге выше Ярославля, так и остался бы добрым человеком. Его ценили при дворе Ивана Васильевича за знание земли русской и её истории. Он по крупицам собирал о Руси всё, что можно было узнать из скупых источников, осмысливал и нёс людям. Он и близ Елены оказался лишь по той причине, что государь Иван Васильевич надеялся на его полезную службу дочери, на помощь ей в Литве, как истинной государыне, в её радении о земле, на которой живут большей частью россияне.
Теперь стала проясняться суть отъезда Елены из Вильно. Это по совету Миколы Ангелова Елена отправилась в долгий путь по державе. Задумана поездка была не случайно и не вдруг. Вместе с Еленой Ангелов готовился к поездке с того самого часа, когда полгода назад, зимним морозным днём накануне Рождества Христова, прибыл вновь ко двору княгини из Москвы. Приехал он под видом лекаря, якобы как человек, который врачевал Елену почти с раннего отрочества. Микола знал во врачевании толк. Он привёз с собой десятки глиняных кувшинчиков, махоток с отварами и мазями из целебных трав. Но главное, Ангелов привёз с собой толковое знание того, как складывалось великое Литовское княжество. Тогда при встрече он сказал княгине Елене:
— Матушка–государыня, прислан я к тебе твоим батюшкой для просвещения в том, что есть земля Литовская.
— С чем бы ты ни приехал, добрый человек, я рада тебе, как отцу родному. Послужи здесь во благо родимой Руси, — ответила Ангелову Елена и на радостях обняла его.
Так началось служение Миколы Ангелова. Уже на другой день пути, когда поезд Елены непрестанно двигался на юго–восток, Елена позвала Ангелова в свою тапкану. Она отправила боярыню Ксению и отца Фому в возки, сама осталась вдвоём с Миколой. Они помолчали. Елена присматривалась к лицу Миколы, обрамленному рыжей бородкой и завораживающему, потом попросила:
— Вот теперь, когда мы с тобой вдвоём, добрый человек, поведай мне о прошлом державы Литовской. Не скупись на слова, раскрой всю полноту жизни великого княжества.
В глазах Ангелова светилась жажда донести до государыни всё, что он знал о земле, по которой они ехали. Однако он не спешил начать беседу. Он искал «нить Ариадны», дабы, взявшись за неё, повести Елену к ясному свету. А для этого ему надо было идти от истоков рождения Литвы. Он так и начал:
— Ещё четыре века назад, матушка–государыня, литовское племя было рассеяно по всему балтийскому поморью между устьями Вислы и Даугавы, в долинах реки Неман. Соседями на востоке у литовцев были племена ливов, а по другим рубежам на юг и на запад — славяне. В ту же пору литовцы распались на несколько народов — на латышей, жемгала, ещё на жмудь. Отпали от Литвы земли справа и слева, сами литвины остались там, где ныне виленские земли по Неману и Вилии.
— Но это же совсем крохотное государство, — заметила Елена.
— Так и было, — согласился Ангелов. — С запада на восток земли Литвы простирались от Паланги до Динабурга — это шесть дней конного пути. Столько же от Балтии на юг.
— Как же росло Литовское княжество? Почему оно стало таким огромным? Даже Русь ныне меньше Литвы.
— Что уж скрывать… В немалой степени, когда Русь раздирали междоусобные брани удельных князей, мы сами помогли литвинам пойти в рост. В ту пору дорога на запад им была закрыта. Там стоял могущественный Тевтонский орден, и за три века Литва вовсе не приросла западными землями. Потому её взоры были обращены на восток и на юго–восток, в сторону великой Руси. Вскоре же, на заре двенадцатого столетия, литовцы появились в пределах Полоцкого княжества. Но тогда они не сумели прибрать к рукам всё княжество, однако отторгли бреславльские земли, ещё малые княжества Гродненское, Новогрудское, захватили города Слоним, Волковыск — почти все земли Белой Руси, называемые в то время Черной Русью. Это было время княжения Александра Невского. Он в ту пору воевал за Новгород, за Псков против немецких рыцарей. Особо литовцы воспользовались слабостью Руси, когда она была под игом хана Батыя.
Речь Миколы Ангелова лилась плавно, ясно. Он рассказывал о предательских походах литовских князей Рынгольда и Миндовга, которые нападали каждый год и отторгали все новые земли от Руси. Они захватили русские города Гродно, Здитов и Пинск.
— Миндовг был жестоким князем, — продолжал Ангелов. — На завоёванных землях русичи стонали от насилия, гибли тысячами. Даже многие литовские князья роптали на него. И был заговор литовских и русских князей. Под Слонимом Миндовга обложили, как зверя, и убили, тело сожгли и пепел развеяли. — Ангелов задумался, будто сам окунулся в прошлое. — После смерти Миндовга наметился распад Литовского княжества, русичи с нетерпением ждали возвращения отечества. Но этого не случилось. Во главе русских князей в Литве тогда стоял полоцкий наместник, обрусевший князь Товтивил. На него были все надежды русичей, но он был коварно убит литовским князем Стройнатом, который и начал княжить. О Боже, какой это был удар для русичей! — воскликнул Микола. — Однако борьба русских и литвинов на том не завершилась. На сторону русских князей встал старший сын убитого Миндовга Войтешек. Он возглавил войско и одержал победу над Стройнатом. Русичи торжествовали…
— Я слышала, что ликование было недолгим, — отозвалась Елена.
— Увы, на радость нашим врагам. Войтешек вскоре тоже был коварно убит, а вот кем, сие до сих пор тайна. И опять литвины единолично правили державой…
Елена слушала Миколу внимательно. Ей надо было знать, как начиналась новая волна завоеваний русских земель литовцами при князьях династии Эйрогала. Все князья этой династии: Лютевер, Витен, Гедимин горели жаждой устраивать перевороты, менять государей, и это им удавалось. Наконец, они добились своего, и на престол встал любезный литовцам князь Гедимин. Его называли в Литве не только великим князем, но и великим воеводой.
— Это он остановил наступление на Литву крестоносцев, — продолжал Микола, — и, к нашей вящей печали, отторг многие земли полуденной Руси. Он продвинулся так далеко, что завоевал землю Берестейскую.
— Добрый человек, а ты не ошибаешься? — перебила Ангелова Елена. — Ведь берестейцы — польские люди.
— Славянские, матушка, и города Берестье, Дорогиничи — российские грады. Гедимин же овладел преогромным Турово–Пинским княжеством, которое больше самой изначальной Литвы. Запомни, матушка: уже при Гедимине три четверти земель Литвы занимала русская народность, — горячился Микола Ангелов.
— Я слышала, что всё-таки меньше, — заметила Елена.
— О нет, матушка, Литва — шапка при кафтане. Так-то, родимая. Сто пятьдесят лет назад, как раз при Иване Даниловиче, коего Калитой величали, Русь могла бы отделить кафтан от шапки. Тогда Литва дюже ослабела. Скончался великий князь Гедимин. Его брат не сумел укротить норов сыновей усопшего. Их было восемь. Как встали они на уделы, так Литва и рухнула. Но ни Иван Калита, ни его послы ничего не сделали, чтобы отобрать исконные русские земли у Литвы. А тут и распад на уделы был недолгим. Нашёлся в Литве князь с железной волей и таким же кулаком — один из восьми сыновей Гедимина. Имя ему Ольгерд. Он был православным христианином и женился на православной витебской княжне Христине. Ольгерд потребовал от братьев полного подчинения ему. Всякие попытки бунтовать жестоко пресекал. Два брата, Наримант и Явнутий, бежавшие из Литвы к рыцарям, были схвачены, заточены в подземелье, там и преставились…