Говорящий ключ
Шрифт:
«Тайга-матушка скроет», — думал Марченко, возвратись на прииск. С тех пор он стал еще более замкнутым, угрюмым, вел себя тише воды, стараясь стать совсем незаметным. Но тревога не покидала его. Она особенно возросла, когда окончилась война и в освобожденных от оккупации городах стали судить фашистских палачей и их пособников. В это время Марченко и узнал тайну Говорящего ключа, легенду о котором слышал и прежде. О ключе ему рассказал семидесятилетний старик, немало побродивший раньше в тайге. Старик знал Марченко давно. Он взял со старателя слово, что тот поделится с ним добытым золотом и не заявит о ключе государству. Марченко, боясь отправиться в глубокую тайгу в одиночку, стал искать подходящего товарища и остановил свой выбор на молчаливом, хмуром на вид Кандыбе, только что пришедшей на прииск. Вдвоем они совершили трудный поход, разыскали ключ, убедились в его сказочном богатстве, но вынуждены были вернуться несолоно хлебавши. Для того чтобы мыть золото, у них не осталось времени. Приближалась зима, кончились продукты. Старатели, вволю наголодавшись, выбрались из тайги на прииск. Они решили начать промывку весной следующего года, а тем временем лучше подготовиться к походу.
Весной оба съездили к старику, но уже не застали его и живых. Возвращались они на одной халке с Постриганом и Воробьевым, где Марченко и услышал разговор геологов о плане Ивана Жаркова. Геологи могли разыскать ключ, им надо было торопиться. К этому Марченко вынуждали и другие, более важные причины. Он понимал, что его прошлое рано или поздно станет известным. Он решил скрыться, уехать туда, где его не знают, переменить фамилию, затеряться в людской толпе. Для этой цели нужны были деньги, много денег. Их можно было получить, намыв золото на Говорящем ключе. Марченко шел в тайгу, заранее решив не возвращаться обратно на прииск, а выйти другими путями к побережью моря.
Петр Иванович Кандыба тоже мечтал разбогатеть, но совсем для другой цели. В сорок лет он был холост и дате не имел постоянного угла. В родном селе, на берегу полноводного Амура, он бывал редко, от случая к случаю. Двадцать лет назад, уйдя на действительную службу в армию, Кандыба не вернулся домой. Его родители к этому времени умерли, близких родственников не оставалось, и с селом его ничто не связывало. Характера он был беспокойного. Его постоянно тянуло в новые, незнакомые края. Он хотел увидеть хоть и не весь мир, но весь Советский Союз — от южных морей до Ледовитого океана, от седого Урала — до жарких пустынь Средней Азии. Если бы в пору молодости кто-нибудь спросил Кандыбу, зачем ему это нужно, он, пожалуй, не сумел бы ответить. Какая-то безотчетная сила влекла его в неизвестные места. Он много ездил, нигде не задерживаясь долго. Матрос, кочегар, плотник, лесоруб, сплавщик, рыбак, охотник — кем только не был Кандыба. Он зимовал в полярном рейсе у берегов Чукотки, сплавлял плоты по привольной Волге, бродил с археологической экспедицией в Каракумах, работал на шахтах Кузбасса, плавал по горным рекам лоцманом, проводя кунгасы с грузом. За что бы ни брался он, любое дело у него спорилось, но ни одно не увлекло его навсегда. Освоив новую профессию, ознакомясь с новым краем, он начинал скучать. Ему казалось, что там, где он находился, делается не главное дело, главное где-то творят другие люди, в других местах. Кандыба брал расчет и ехал туда, где начиналась новая стройка, где было трудней и интересней работать.
Война с фашистской Германией застала Кандыбу на строительстве Волго-Донского канала. Свой боевой путь он начал на берегу Волги, а закончил в Восточной Пруссии. Демобилизовался Кандыба в звании старшего сержанта, с двумя орденами. Соскучившись по мирному труду, он вернулся в родной край, поступил старшиной катера на крупный амурский рыбный завод.
Однажды ему пришлось буксировать баржу с путинными грузами в родное село, где был большой рыбацкий колхоз. Председатель правления, дальний родственник Кандыбы, мимоходом показал ему обширное хозяйство колхоза, рассказал о планах на будущее. Кандыба увидел, что пока он метался по всей стране, его односельчане много поработали и теперь живут обеспеченно и культурно. Он понял, что и здесь, как и в других концах страны, люди творят то главное дело, которое он искал раньше.
— Не пора ли тебе, Петр Иванович, основаться на одном месте? Повидал ты много, даже за границей был, теперь можно и домом обзавестись, жениться, невесту мы тебе подходящую найдем, — сказал председатель в дружеской беседе за столом.
— Коли в колхоз примете да старшиной на катер поставите, то подумать можно.
— Подумать! — воскликнул председатель. — Подумать придется, принимать тебя или нет. Разве на собственном катере приедешь, тогда примем.
О катере он сказал, конечно, не всерьез. Нельзя же сразу показать человеку, что в нем нуждаются. А Кандыбу председатель думал перетянуть в колхоз. Такому мастеру на все руки всегда нашлось бы дело.
Кандыба принял эти слова не то что всерьез, но мысль о приезде на собственном катере ему пришлась по душе. В самом деле, почему бы ему не заработать столько, чтобы можно было купить для колхоза катер? Это было бы хорошо! Покидая село, он крикнул председателю, стоявшему на берегу.
— Жди, через год приеду на собственном катере!
Осенью, когда навигация закончилась, Кандыба ушел на прииск, где, он знал, можно хорошо заработать, если повезет счастье. Но прошло больше года, а он все еще не мог выполнить своего обещания. Как раз в это время Марченко предложил ему отправиться на поиски Говорящего ключа, взяв с него слово хранить в тайне все сведения о ключе. Кандыба согласился. Они вышли в тайгу осенью, разыскали ключ и едва успели вернуться до снега. Весной, узнав о плане экспедиции, Марченко решил присоединиться к ней, чтобы помешать достигнуть цели. Кандыбе же сказал, что идет в экспедицию с целью воспользоваться транспортом и перевезти побольше продуктов. Кандыба наотрез отказался участвовать в этом нечестном предприятии, но мешать Марченко не стал. С тяжелым грузом на плечах он вышел в тайгу почти в один день с экспедицией, шел прямым путем, нигде не задерживаясь. Когда экспедиция достигла реки, Кандыба был уже на ней, в нескольких километрах выше. Ожидая Марченко, он подготовил легкий, удобный плот. Марченко явился через несколько дней, похвастался удачей, но о поджоге таёжки, о краже плана Ивана Жаркова ничего не сказал. Теперь, миновав стан экспедиции, они приближались к своей цели — устью Говорящего ключа.
Марченко был прав, когда утверждал, что экспедиция не скоро доберется до ключа. От стана до Говорящего ключа было сравнительно недалеко, но в этом промежутке в реку впадало несколько родников, мимо которых экспедиция не могла пройти. Все они имели малое содержание металла, но на их разведку, как он знал, потребуется много времени.
Плот бесшумно скользил по гладкой поверхности реки. Туман стал редеть, и сквозь него проступали очертания берегов. Кандыба стоял у кормового весла, посасывая трубку, зорко всматриваясь вперед. Издалека еле слышно доносился какой-то гул. Казалось, что это гремит поезд, проходя по большому мосту. Гул нарастал, звучал все грознее и грознее. Марченко взял весло.
— Давай к берегу, Петр Иванович, а то в пороги затянет! — крикнул он Кандыбе.
Кандыба несколькими ударами весла направил плот к пологому мысу, смутно чернеющему впереди. Оба усиленно заработали веслами. Течение усиливалось. Впереди река суживалась, ее теснили крутые склоны двух близко сошедшихся сопок. Река устремлялась в это ущелье, будто в ворота, и оттуда несся исступленный грохот воды, разбивавшейся о камни. За сопками начинались пороги, делавшие плавание очень опасным почти на сотню километров до менее гористых мест. Несколько минут плот, все убыстряя ход, скользил вдоль сильно подмытого берега. Пристать здесь было невозможно, а пороги неумолимо приближались. Но Кандыба был спокоен, не спеша работал веслом, удерживая плот в правильном положении, не давая ему развернуться боком... Обогнув узкий галечный мысок, вдававшийся в реку, плот попал в омут. Здесь вода кружилась на одном месте. Метров за полсотни впереди виден был другой, более длинный мыс. Старатели, взяв шесты, завели плот в бухту. Марченко, выпрыгнув на сушу, подтянул плот к низкому берегу. Сложенный посредине плота груз был тотчас же сгружен. Затем Марченко вывел плот из бухты и оттолкнул от берега. Быстрое течение подхватило, закружило плот, понесло к порогам, ревущим где-то близко за туманом.
Когда взошло солнце и разогнало жаркими лучами туман, бухта была такой же безлюдной, как и до приезда старателей. Лишь большая белая цапля важно расхаживала у воды, выслеживая себе добычу.
Часть вторая
В горах Джугджура
Глава первая
На ключе Светлом
Беспорядочное нагромождение горных кряжей, казалось, имело свою систему. К северу высилась громада конусообразной сопки, напоминающей шапку великана. Ее склоны были скалисты и обрывисты. Кое-где темнели каменистые осыпи, а на скалах стояли одинокие деревья. К югу веером расходились более низкие отроги, сплошь покрытые тайгой. Воробьев и Большаков стояли на вершине одной из сопок, разглядывая расстилавшуюся перед ними тайгу. Они вышли со стана два дня назад для того, чтобы лучше исследовать местность и попутно поохотиться.
— Вон у того флажного кедра сделаем засаду, — произнес проводник, показав на одно из деревьев, росших в расщелине сероватой скалы. — Обязательно горные бараны проходить тут будут.
— Как ты сказал... флажной кедр? — переспросил геолог.
— Угу... — не вынимая трубки из зубов, отозвался Большаков, — все равно будто флаг — ветви с одной стороны.
Воробьев пригляделся. В самом деле, одинокий кедр напоминал гигантский флаг, поднятый на бастионе полуразрушенной средневековой крепости. Холодные северные муссоны заставили дерево приспособиться к ним. Длинные ветви росли только с южной стороны ствола, вытягиваясь, словно полотнище изорванного ветром флага,. Было вообще мудрено представить себе, каким чудом удерживалось это одинокое дерево на вершине скалы в свирепые осенние и зимние бури.